Опасная граница - [54]
Ганс пристально посмотрел на Карбана, с минуту колебался, не зная, что сказать, а потом дружелюбно улыбнулся:
— Не сердитесь. Я верю, что вы добрый человек и что вы действительно хотите меня предупредить.
— Я только... чтоб вы об этом знали.
— Теперь я знаю. Спасибо. Прощайте, пан начальник.
— Прощайте.
Карбан на секунду прикрыл глаза, потому что пробившийся сквозь крону луч света ослепил его, а когда открыл их и посмотрел на тропинку, Ганса уже не было. Только тихо покачивались ветки сосны возле тропинки.
2
Просторный зал трактира был уже пуст, только в углу, у печи, сидела компания постоянных посетителей. Свет от лампочки, висевшей над столом, едва проникал сквозь клубы сигаретного дыма, и в отдаленных местах было темно.
— Еще карту! — крикнул таможенник Малы.
Он был одет в гражданский потертый пиджак. Хотя печь уже остыла, ему было жарко и пиджак он расстегнул.
Пекарь Либиш держал банк. Перед ним лежала горка потрепанных ассигнаций и кучка монет. Толстые пальцы, поросшие рыжими волосами, подали Малы карту. Тот посмотрел на нее и в сердцах ударил своими картами по столу. Кто-то потихоньку захихикал. Малы знал кто. Вокруг играющих прохаживался почтальон Фрайберг. Он заглядывал через плечо картежников, таращил глаза, шептал что-то про себя и, когда видел, что играющему пришли плохие карты, тихо и жутко хихикал. Сам же он никогда не играл — жена не давала ему денег.
Малы наблюдал за лицами игроков. От его взгляда не ускользали ни приступы тайной радости, ни неожиданные приливы злости или раздражения, отчего игроки плотно сжимали уголки губ. Он читал на их лицах, как в раскрытой книге. Они сиживали за этим столом довольно часто. Иногда выигрывал один, иногда другой, счастье, как говорится, изменчиво. Никто с этих выигрышей, конечно, не разбогател. Просто деньги кочевали из одного кармана в другой.
Малы протянул руку к кружке, взболтал оставшееся в ней пиво и выпил.
— Ирма, еще пиво!
Во время игры он, как правило, много не пил. Одну или две кружки пива, не больше. Но сегодня малость перебрал. Он не был пьян, однако замечал, что соображает как-то очень тяжело, мысли сменяли одна другую медленно, словно в голове перекатывались большие камни, поэтому он не мог сосредоточиться в нужный момент. Он проигрывал. Бумажник, который он частенько открывал, становился все тоньше.
Девушка поставила перед ним очередную кружку пива с шапкой белой пены. Малы не стал ждать, пока она хоть немного осядет, и сразу принялся пить. Счастье должно к нему вернуться, непременно должно, ведь в прошлый раз ему так везло. Тогда он выиграл несколько сотен. Выигранные в тот вечер деньги уже исчезли, и теперь он пустил в ход те, которых ему должно было хватить до следующей зарплаты. На что же он будет жить? Опять придется просить взаймы. А может, пойти на содержание к Ирме?
— На чай-то хоть дашь немного? Не будь скрягой, — проговорила Ирма.
Малы горько улыбнулся. Наверное, она не заметила, что он все время проигрывает. На Ирму он еще никогда не тратился. Он бросил на стол десять крон бумажкой, чтобы все видели, какой он щедрый кавалер. Девушка обняла его за плечи и прижалась к нему.
— Подожди, не мешай!
— Я принесу тебе счастье.
Карты к нему шли такие, будто их кто-то заколдовал. Ирма принесла ему скорее несчастье. Большими глотками Малы допил свое пиво и попросил принести еще: все равно терять ему больше нечего.
— Когда играешь на деньги, не пей! — зашептала ему на ухо девушка.
— Хорошо тому живется... — пробубнил пекарь. На голове у него была надета фуражка, покрытая мучной пылью. Знакомые шутили, что он не снимает ее, даже когда ложится спать.
Либиш, Ганике, почтальон Фрайберг, зажиточный крестьянин Келлер, Гардер, Мюллер — эта компания картеж-пиков имела в трактире Рендла свой стол. Бывало и так, что они отмечали здесь день рождения или какое-нибудь другое событие, и тогда вместо карт на столе появлялись бутылки с коньяком или сливовицей. Потом выпивка продолжалась в задней части трактира, где собирались разные темные личности. Жены картежников ненавидели эту компанию. Ходили слухи, что подвыпившие мужички иногда пошаливали с Ирмой, этой косматой потаскушкой. Женщины даже ходили жаловаться в полицию.
— Это ваше дело за своими мужиками смотреть,- — сказал им старший вахмистр Янда. — Я никому не могу запретить посещать трактир. А что касается этой девушки, то откуда вы знаете, что все эти слухи — правда? Может, все это бабьи сплетни? Смотрите, как бы Рендл не подал на вас в суд.
Малы никто не упрекал за то, что он ходит в трактир, никто не ругал за то, что к середине месяца у него уже не остается денег на питание и он вынужден занимать. После выплаты долгов все повторялось сначала. Напрасно Карбан просил его подумать немного о себе, бросить эту мерзкую компанию. Иногда Малы заступал на службу после изрядной попойки и от него разило перегаром. Если бы Карбан действительно был таким строгим, каким хотел казаться, то Малы, несомненно, имел бы массу неприятностей.
— Я хожу туда в гражданском, — защищался таможенник. — Сыграть один конок — это мое единственное развлечение. Чем еще можно заниматься в такой дыре?
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.