Опанасовы бриллианты - [39]
«Подлец! Хочет машину сбросить, — мелькает у него. — Что же делать? Придется прыгать». Под рукой дребезжит капот. А вершинки летят навстречу. И тут приходит решение. Коготков сует в карман пистолет, отбрасывает с мотора капот. В лицо ударяет облако тепла, запах бензина и масла. Коготков нащупывает электропроводку и рывком разрывает ее… Он прыгает с подножки, выхватывает пистолет. Грузовик останавливается на краю оврага.
Дверца распахивается, и, тяжело дыша, усмехаясь, выходит Берегов.
— Молодец, парень, котелок варит! Жаль, что я не свернул его.
— Руки вверх! — приказывает Коготков.
Внезапно раздается шум мотоцикла. Коготков вздрагивает, но тут же вспоминает о Бражникове.
— Обыскать! — командует Коготков.
Бражников царапает подбородок, крякает и нерешительно подходит к Берегову. Чорт его знает, бандита, пырнет еще ножом. Противно ощущать его разгоряченное, потное тело. Бражников косится на Берегова, готовый отскочить в любой миг, и в то же время старается казаться спокойным. В кармане шинели нащупывает нож и пачку папирос. Отдает их Коготкову.
— Связать, — командует тот.
Бражников торопливо снимает свой ремень и связывает руки Берегова, сложенные на спине.
Друзья подсаживают Берегова в кузов. Коготков забирается туда же. Бражников исправляет электропроводку и осторожно выводит грузовик на дорогу. Здесь они втаскивают в кузов мотоцикл и возвращаются в город.
Недалеко от вокзала, в том месте, откуда началась погоня, быстро идут Склянка, Кисляев и Пляскин. Коготков стучит в кабину и спрыгивает на ходу.
— Благополучно? — кивает Склянка на Берегова.
— Везу в гости, — отвечает небрежно Коготков, а у самого, что есть мочи, колотится сердце словно не в груди, а где-то прямо под пиджаком, в кармане.
— Сержант Пляскин, доставьте задержанного в отделение! — чеканит он.
Стали совещаться.
Берегов гнал грузовик по этому переулку. Он упирается в железнодорожные склады. За насыпью есть один магазин. Коготков идет туда. Кисляев пройдет по улице вправо, а Склянка — влево.
— Вы позвонили в отделение в два часа, — говорит могучим басом сухой, но очень сильный Кисляев, — сейчас половина четвертого. Полтора часа прошло, значит успеем! Где-то ждут машину. Если ничего не обнаружите — сходиться на этом месте…
Коготков подходит к складам. Тихо. С другой стороны железнодорожной насыпи виднеются занесенная снегом речка, пустой деревянный мост. В конце его — ярко освещенный лампочкой небольшой магазин.
Старый паровоз, пуская в темноте белоснежные клубы пара, катает вагоны, формирует состав.
Паровоз вдруг останавливается около Коготкова, и оттуда выглядывает чумазый машинист.
— Товарищ, — таинственно говорит машинист, — а ведь магазин-то вроде как обчищают.
— Где? Какой? — прыгает на подножку Коготков.
— А вон в конце моста. Я, значит, катаю вагоны взад-вперед. Смотрю, крутятся около магазина двое. Сейчас не видать, наверно, уже внутри шуруют. Сбегал бы ты, товарищ, на вокзал. Брякни по телефону в милицию. Я бы сам, да не могу — паровоз…
— Спасибо, отец. — Коготков скатывается по насыпи в темноту.
— Куда ты один-то! Сдурел?! — кричит машинист.
Но Коготков уже на мосту. Выхватив пистолет, он подбегает к магазинчику. Да, замок сорван.
Коготков поднимает пистолет над головой. Уже гремит выстрел, когда он понимает, что сделал ошибку. Погорячился, как мальчишка.
Распахивается дверь, из магазина выскакивает маленький, толстый парень и взмахивает ломом. Коготков пятится и, не понимая, в чем дело, начинает падать. Он валится на спину, а ноги повисают на протянутой вдоль палисадника проволоке. Лом грохочет о мостовую, брызгают искры. Парень, подскочив к лежащему Коготкову, снова взмахивает ломом. Лейтенант выбрасывает руку, гремит выстрел, пахнет порохом. Парень падает.
Второй парень в кожаном пальто забегает сбоку и стреляет в упор. Коготков вздрагивает, и рука его тонет в снегу.
Раздаются свистки, снова грохочет выстрел.
Склянка, тяжело дыша, подскакивает к Коготкову.
— Товарищ лейтенант! — громко, испуганно зовет Склянка.
Коготков открывает глаза.
— А, это вы… — говорит он тихо. — Второй ушел?
— Захватили. Куда вас клюнуло?
— Кажется, в плечо. Болит…
— Ну, это ничего! Сейчас в больницу, — и все в порядке! — бормочет богатырь Склянка, поднимая Коготкова. — Погорячились. Ничего, бывает… Молодость…
И. Меттер
Обида
Перед уходом Городулина на суточное дежурство жена напекла оладьев, поставила на стол соленые грибы и заварила крепкого чая. Покуда Алексей Иванович ел, она сидела в халате напротив мужа, подперев щеку ладонью.
— Свитер наденешь и шерстяные носки, — сказала Антонина Гавриловна. — Пистолет я положила в карман.
— Сколько раз просил, — привычно возмутился Городулин, — не трогай мой пистолет…
— Ox-ты, какие страсти, — зевнула Антонина Гавриловна. — Возьми деньги, пообедаешь в столовой…
Уже открывая дверь, Городулин, как всегда перед уходом, сказал:
— В случае чего позвоню.
По утрам до управления он любил ходить пешком. Маленький, толстенький, он шел не торопясь, заложив короткие руки за спину, по привычке с любопытством осматривая улицу. Исхожено здесь было, избегано, изъезжено…
