Опанасовы бриллианты - [37]

В памяти возникает сберегательная касса, дрожащий голос заведующей. «А может быть, ошибка? — думает Коготков. — Брови, губы, „сожалею и скорблю“. Все это еще не доказательство».

Когда в углу валяется уже семь окурков, парень выходит. Он в черном полушубке, локтем прижимает папку и походит на управдома.

Коготков не отстает от него. Парень заходит в хозяйственные магазины, потом на базар. В лавке скобяных товаров покупает три замка, берет счет и, насвистывая, уходит.

Коготков спрашивает у продавца:

— На какую организацию взял счет?

— Да это завхоз из поликлиники.

— Фамилия?

Продавец, медлительный, с прокуренными усами, сердито поворачивается и хочет оборвать слишком любопытного конькобежца, но Коготков протягивает документ. Продавец торопливо одергивает полушубок:

— Берегов это, завхоз Берегов…

— Разговор — между нами. Поняли?

Через полчаса в адресном столе Коготков записывает: «Берегов А. И., Берегов П. Н. живут по Гоголя, 16».

— Как раз напротив дома Саши, — думает взволнованно Коготков по дороге в отделение.

* * *

Дровосеков внимательно смотрит на Коготкова, который стоит перед столом.

— Конечно, это еще не доказательство, — говорит лейтенант, — но все же я уверен, что Берегов — участник ограбления.

— Ну, что же, если это так, значит Берегов для нас уже не главная проблема, — говорит Дровосеков. — Теперь важно узнать, кто его соучастники. А за ним необходимо установить наблюдение.

Коготков, встрепенувшись, вытягивает руки по швам:

— Товарищ майор! Разрешите мне это дело довести до конца, разрешите…

Дровосеков вспоминает собственную молодость, жажду подвигов, больших дел. В его суровых глазах мелькает грустная улыбка: не хочется стареть.

— Что же вы предлагаете? — спрашивает Дровосеков.

Коготков подходит ближе и, понизив голос, хотя этого совсем не требуется, рассказывает о своем плане.

— Хорошо, я согласен… Можете действовать.

* * *

Три вечера подряд Коготков засиживался у Саши.

Саша занимается своими делами.

Коготков сидит, придвинув к окну старый диванчик, обитый красным бархатом.

Комната Саши чистая, белая, обставлена скромно. Портрет Лермонтова. Над кроватью картина: Саша в красном костюме мчится на лыжах с белой горы.

На третий вечер Коготков входит уже смущенно.

— Я, наверное, надоел тебе? — тихо спрашивает он.

— Пустяки. Я все равно часов до трех не лягу. Нужно заниматься.

— Ты уж извини…

— Ничего, ничего. — Саша разворачивает записи лекций.

Коготков сидит, сжавшись в комочек, зажав по-мальчишески коленями обе руки, и не то о чем-то глубоко думает, не то внимательно следит за улицей, за домом, что стоит напротив.

— Аркаша, ты не смотри на меня, а только слушай. Я тебе сейчас буду говорить, — произносит Саша серьезно. После паузы она тихо сообщает: — Я ведь люблю тебя, Аркаша… С Анатолием дурачилась, а тебя люблю. Не поворачивайся… — Она замолкает.

У Коготкова руки вцепились в горячую батарею.

— Что же ты молчишь? Ты веришь мне?

Аркадий, помедлив, отвечает:

— Верю.

— А зачем веришь? Я ведь пошутила. Скучно мне, вот я и шучу…

Растерянный Коготков не знает, что сказать. Рядом с Сашей он всегда чувствует себя бессильным.

В это время кто-то гулко топает под окном. Лает тревожно собака. Коготков напрягается и тихо, взволнованно говорит:

— Я пошел, Саша. Сиди, сиди. Не вставай…

Коготков стремительно выскальзывает из комнаты. Уже в кухне слышит: «А ведь я не шутила».

Когда Коготков выглядывает из калитки, Берегов заворачивает за угол.

Дует сильный ветер. Сугробы и заснеженные крыши дымятся.

Дойдя до угла, Коготков осторожно высовывается. Берегов идет, ясно видимый на фоне снега. Он в шинели. «А днем ходит в полушубке», — отмечает Коготков, Берегов сворачивает. Коготков, пробежав около палисадников два квартала, останавливается на углу. Никого. Скрылся Берегов за угол или вошел в какой-то двор?

Коготков надвигает шапку на глаза, поднимает воротник пальто и идет вперед, шатаясь, как пьяный. Проходит квартал. Куда же идти? Пошел прямо.

Из-под ног бросается в сторону, точно испуганный зверек, скомканная бумажка. Густая поземка шипит в ногах, треплет брюки. Коготков идет, словно в белой струящейся речке. Сквозь настороженность, напряжение и тревогу пробивается острое ощущение счастья. Вспоминается голос Саши.

И вдруг из двора выходит трое. Коготков узнает Берегова и шатается сильнее. Тихонько запевает:

— Ой, рябина-рябинушка, что взгрустнула ты…

Щупает в кармане пистолет. Замечает номер дома, бегло, но внимательно осматривает парня в пальто. Тот прикуривает, зажимая в ладонях рвущийся над спичкой огонек. Спичка освещает на миг бледное, красивое лицо, тонкий, прямой нос, сросшиеся на переносице брови. Ветер срывает стайку искр с папиросы.

Другой — маленький, круглый в ватном пиджаке. «Этот, наверное, с монгольскими глазами», — думает Коготков. Образы их отпечатались в памяти ярко. «Есть, — удовлетворенно замечает Коготков, — задание выполнил: напарников Берегова засек. Можно бы и уходить, но кажется, есть возможность захватить их на новом преступлении… А может, просто пошли куда-нибудь в гости? Хотя какие же гости в два часа ночи?» Коготков уверен, что сегодня, когда он счастлив, у него может быть только удача.