Опальный принц - [29]

Мама приняла руку и поднялась, словно сердясь на Призрака.

— Знаешь, Эмилио, с тех пор как я вышла замуж, я только и делаю, что развенчиваю принцев, и впервые один из них мне в отместку решил проглотить гвоздь.

Призрак тоже встал и улыбался, блестя золотой коронкой.

— Ты нервничаешь, дурочка, и это понятно, — сказал он.— Прими меры предосторожности, о которых я говорил, следи за стулом и держи меня в курсе.

Мама спускалась по мраморной лестнице, твердо постукивая каблуками. Кико шел вниз, держась за ее руку и на каждой ступеньке приставляя одну ногу к другой. На первой площадке он остановился и поднял белокурую головку.

— Доктор вынул гвоздь у меня из животика? — спросил он.

— Конечно, — ответила Мама. — А теперь, чтобы совсем поправиться, ты должен есть спаржу.

Кико сдвинул брови.

— Спаржу? — переспросил он. — Фу, какая гадость!

Увенсеслао, скинув фуражку, открыл перед ними дверцу. Мама откинулась на спинку заднего сиденья и взяла мальчика на руки. На секунду лицо ее омрачилось. Она пощупала его штанишки.

— Ты описался, Кико, — сказала она, и глаза ее посуровели.

— Немножко, — испуганно признал мальчик.

Но Мама подавила недовольство и великодушно улыбнулась.

— Домой, — сказала она шоферу.

И потом добавила, прижав Кико к меховому пальто:

— Это от испуга, правда, малыш? Но ты больше не будешь. Теперь ты тихонько посидишь с мамой и завтра будешь здоров.

Кико прижался белокурой головкой к маминой груди и улыбнулся.

— Ага, — повторил он, — теперь я тихонько посижу и завтра буду здоров, правда, мама?

8 часов вечера

Мама с величавой небрежностью скинула пальто и отдала его Виторе, а та спросила:

— Что сказал доктор, сеньора?

— Что его не видно.

— Чего не видно?

— Какие ты глупости спрашиваешь! Гвоздя, чего же еще.

— Ой, да как же можно его увидеть, если мальчик его проглотил?

— При просвечивании, конечно.

Витора округлила глаза и рот, но ничего не сказала. Она повесила пальто в шкаф и вернулась к мальчику. Снимая с него пальтишко и капор, она приговаривала:

— Поди сюда, разбойник, да ты хуже любого разбойника, прямо наказание какое-то, боже, что за ребенок. С ним страху не оберешься.

Но Кико уже услышал музыку в задней комнате, бегом бросился по коридору и застыл в дверях, глядя, как Мерче и Тете дергали руками, приседали, крутили задом в такт громкой мелодии, лившейся из пущенного на полную мощность проигрывателя, а Маркос и Хуан, прислонясь к столу, смотрели на девочек; Мерче напевала:

Его танцуют нынче старики и молодежь,

это новый танец,

заменивший рок;

блондинка и брюнетка, давай, давай, давай,

единственное — помни:

такта не теряй.

Твист, твист, все танцуем твист,

твист, твист, наш любимый твист,

ритм, ритм в себе ты ощути,

и счастье ждет нас впереди…

Вдруг Мерче заметила его, подбежала, подхватила и закружила в воздухе:

— Ну что, карапуз? Это правда, что ты проглотил гвоздь?

Кико кивал головой. Все окружили его — Тете, Маркос и Хуан. Хуан сказал, растянув во всю длину большой и указательный пальцы:

— С ума сойти, вот такой длиннющий!

— Доктор мне его вытащил, — сказал Кико.

Проигрыватель гремел в полную силу. Вошла Доми с Кристиной на руках. Она поставила девочку на пол.

— Ну-ка, золотце, пойди спляши туис с Кико, — сказала она.

Девочка неохотно задвигала попкой, а Кико радостно пустился в пляс, он тряс руками, присаживался и поднимался, стараясь попадать в ритм. Доми ворчала:

— Прямо засыпает у меня на руках. И что это с ней, ничем не развлечь.

Все оцепенели, когда в комнату вихрем влетела Мама.

— Вы что, с ума все посходили? Не знаете, что мальчику нельзя двигаться? Кико, прекрати танцевать и иди со мной в гостиную, ты должен сидеть спокойно, слышишь?

Кико покорно пошел вслед за ней, туда же отправился и Хуан. Войдя в гостиную, Мама дала Кико гору открыток и усадила на стул под лампой.

— Посмотри их, — сказала она. — И чтобы ты сидел тихо, пока не пойдешь спать.

Хуан спросил:

— Это открытки, которые бедные рисуют ногами?

— Бедные и богатые, — сказала Мама. — Ногами рисуют те, у кого нет рук, — и вышла из комнаты.

Кико искоса посмотрел на брата.

— Ногами, Хуан, — повторил он и засмеялся.

Одну за другой Кико просматривал открытки, Хуан тоже смотрел, перегнувшись через его плечо. Закончив, Кико перетасовал их. Наверху оказалась открытка, изображающая узкую речушку и перекинутый через нее деревянный мостик. Лицо Кико прояснилось.

— Помнишь, Хуан, — спросил он, — как я свалился в речку и меня никто не укусил? Помнишь?

— Ага, — ответил Хуан.

Из задней комнаты доносились ритмы твиста, мэддисона и рока. Хуан схватил открытку и перевернул ее.

— Я напишу письмо Марилоли, — сказал он.

Кико, подражая брату, перевернул другую.

— Я тоже, — сказал он.

— Ты не умеешь.

— Умею.

— А вот и не умеешь.

— Умею!

— Не умеешь, потому что ты малявка.

— Я не малявка!

— Малявка!

— Нет! — захныкал Кико.

— Малявка, и в школу не ходишь, и никуда.

— Нет, нет!! — Кико разразился сердитым плачем. В дверях немедленно появилась встревоженная Мама.

— Что тут происходит?

Всхлипывая, Кико начал объяснять:

— Хуан говорит, что я малявка и не умею написать письмо Марилоли и что…

Недолго думая Мама отвесила Хуану две пощечины. После второй она замерла, подняв руку, и пробормотала: «Еще один опальный принц, — она покачала головой и недовольно добавила: — Не знаешь, что тут у нас — королевский дворец или сумасшедший дом». Она протянула Кико шариковую ручку.