— Да ведь до птичьей потехи и батюшка наш прежде охоч был, и сам государь, слышь, написал об ней целую книжку "Сокольничий Урядник".
— Ну, и ступай, и почитай ту книжку, куда больше ума-разума наберешься, чем от меня с Салтаном.
— Да разве она есть у нас в доме?
— Как не быть, чтобы у боярина нашего ее да не было!
— Но где же она у него? Не в оружейной же палате?
— Там-то вряд ли, книжек там никаких нету, — заметил Кирюшка. — Разве вот в книгохранилище, что в молельне.
— Наверное, что так! Сейчас пойдем туда и разыщем.
— Что ты, миленький! Без спросу? — возразил Кондратыч.
— Да ведь мы ее потом опять на место поставим. Гайда!
— А с лодкой-то как же? С Кирюшкой мне, что ли, назад пришлете?
— Да, хоть с Кирюшкой.
Переправясь обратно через речку, наши ветреники, однако, так и забыли уже про свое обещание старику, перелезли один за другим через забор в сад и боковой дорожкой незаметно добрались до дому.
Здесь будет кстати сказать пару слов о самой талычевской усадьбе.
Вся усадебная площадь, версты три в окружности, была обнесена кругом сплошным бревенчатым забором. Единственным в нем входом служили дубовые ворота с башенкой и с такой же иконой св. Георгия Победоносца, как и на воротах талычевских палат в Москве. Кроме главного господского дома с людскими избами, с большим плодовым садом и огородами, на усадебной площади были расположены всевозможные хозяйственные постройки: поварня, медоварня, винокурня, конюшня с кузницей и дворы скотный, птичий и сокольничий. Господский дом состоял, собственно говоря, из нескольких строений в три, в два и в одно жилье, возведенных в разное время, но соединенных между собой крытыми переходами. Срединное здание, в три жилья, с вышкой, имело крыльцо на столбиках и с прорезными перилами, а на наружных стенах здания и на ставнях окон были намалеваны доморощенным художником — нельзя сказать, чтобы очень уж искусно — разные звери, птицы и растения. К тому же некогда яркие краски успели значительно выцвесть и кое-где облупиться. Тем не менее, благодаря именно этой своеобразной живописи, здание выделялось довольно выгодно среди окружающих некрашеных строений и составляло немалую гордость всех талычевцев.
Наши мальчики, не желая быть замеченными, из садовой калитки не направились, конечно, к главному крыльцу, а шмыгнули в одно из боковых крылечек, откуда рядом переходов пробрались затем и в молельню.
Молельня, иначе "крестовая палата", была настолько обширна, что в ней в особых случаях совершались общие молебствия и для всех домочадцев. Обыкновенно же она служила только для утренних и вечерних молитв самому боярину.
В глубине молельни виднелся иконостас, задернутый по железному пруту зеленой шелковой пеленой с вышитым на ней золотым крестом. Когда при общих молебствиях пелена эта отдергивалась, то в верхнем поясе иконостаса являлись, по бокам Животворящего Креста, вделанные в стену два больших, старинного письма образа Богоматери и Апостола Иоанна Богослова, в нижнем же поясе — изображения двенадцати Страстей Христовых.
С средины сводчатого потолка, расписанного в виде исходящих из центра золотых лучей, спускалась длинная рука, держащая золоченую деревянную люстру. На люстре было двенадцать подсвечников, и под каждым подсвечником было подвешено по деревянной птичке с распростертыми крылышками, так что при всяком движении воздуха эти птички порхали точно живые.
Когда-то, даже во время торжественного богослужения, порхающие птички не в меру развлекали маленьких боярчонков.
Теперь оба они без оглядки подошли к "книгохранилищу" — "вальящетому" (резному), орехового дерева поставцу. Боярину и в голову не могло прийти, что кто-либо осмелится без его разрешения заглянуть в поставец, а потому ключ не был вынут из замка. При всем своем легкомыслии, Юрий не без тайного трепета повернул ключ в замке.
В поставце оказалось три полки. На двух верхних были размешены в строгом порядке книги печатные и писанные в переплетах из свиной кожи, на нижней лежали аккуратными же пачками рукописи in folio и пергаментные свитки.
— Начнем подряд, — сказал Юрий, принимаясь за книги на верхней полке. — Да это никак все книги духовные…
Действительно, для человека, интересующегося вопросами религии, выбор был здесь довольно разнообразный: рядом с "Евангелием напрестольным", "Псалтирью", "Акафистами Богородичными" можно было найти и книги не богослужебные: "Житие Чудотворца Николая", "О Антихристе и о иных изрядных вещах", даже "Алкоран Махметов" в переводе с польского.
— Постой, Юрий, не тут ли? — сказал Илюша, обращаясь ко второй полке, и начал читать заглавные листы: — "Книга о ратном строе…", "Право, или Уставы воинские Галанской земли…", "Конский лечебник…", "Сокольничий Урядник". Вот он, значит, и есть!
— Покажи-ка сюда! — сказал Юрий и, выхватив у него книгу из рук, принялся ее перелистывать.
— Да дай же и мне взглянуть немножечко! — попросил наконец Илюша, глядевший ему через плечо.
— Нет, уж лучше я тебе что-нибудь прочитаю. Ну вот, слушай:
"И зело потеха сия полевая утешает сердца печальные и забавляет весельем радостным и веселить сия птичья добыча. Безмерно славна и хвальна кречатья добыча. Удивительна же и утешительна и челига
