Опальные - [14]

— Эге-re, какая силища! Да нет, сударыня, меня не перетянешь.

То привлекая к себе веревку, то опять ее распуская, он "водил", как на поводу, свою жертву, пока та не выбилась из сил. Тогда он начал, не спеша, забирать веревку в лодку.

Рыба снова вдруг заметалась, задергала в последнем порыве отчаянья. Но судьба ее была решена. Наш опытный рыболов не счел уже нужным долее с ней церемониться, и, как только голова ее замелькала под поверхностью воды, он одним махом вытащил бедненькую из ее родной стихии и — в лодку.

— Ай да щука! — расхохотался Кирюшка. — Порося, порося, превратись в карася!

Попавшаяся на жерлицу рыба, в самом деле, оказалась не щучкой, да и не карасем, а большущим, фунта в три, окунем. Трепля за собой веревку, окунь запрыгал в лодке, как мяч, но Юрий сразу схватил его за жабры.

— Ну, что ж, окунь еще вкуснее, — говорил он, не показывая вида, что несколько разочарован. — Ишь, жадный какой, чуть не всю проволоку проглотил.

Пока он снимал окуня с жерлицы, Илюша наполнил ведро водой. Но окуни удивительно живучи. Несмотря на нешуточное повреждение внутренних частей двойным крючком, окунь и в ведре не угомонился, тотчас выпрыгнул бы оттуда, не накрой Кирюшка ведро своей шапкой.

— Теперь мой черед, — сказал Илюша, потирая руки. — Кабы и мне такого же окунища! О щуке я боюсь теперь и думать, чтобы не сглазить.

Увы! Второй жерлицей не соблазнился и посредственный окунек; веревка, как была накануне навертана на развиленную палку, так и осталась нетронутой.

— Вот мне всегда такая незадача! — чуть не заплакал Илюша. — Нет, эта жерлица не может идти в счет.

Но тут запротестовал Кирюшка:

— Как бы не так! Третья жерлица — моя. Таков уговор.

— Да, Илюша, — сказал Юрий, — уговор лучше денег. Пятая жерлица опять твоя. Потерпи.

Что делать! Надо было покориться, потерпеть.

А вот и третья, Кирюшкина жерлица. Как на первой, веревка размотана и крепко натянута. Кирюшка заликовал, отдал весло Илюше, а сам обеими руками взялся за веревку. В тот же миг ее потянуло под киль лодки. Сидевший за рулем Юрий круто повернул лодку, веревка снова выплыла из-под киля и стала описывать широкие круги. Но при этом она обвилась вокруг пучков осоки, крутилась-крутилась, пока, как говорится, ни тпру, ни ну. Кирюшка крупно забранился.

— Чем попусту браниться, — сказал ему Юрий, — ты подтянулся бы веревкой поближе: может, она и поддастся… Да тише, полегче! Оборвешь.

Осерчавший Кирюшка, как бы назло, дернул веревку, что было мочи, и как предсказал Юрий, так и вышло: веревка оборвалась, а сам Кирюшка упал назад и чуть при этом не опрокинул лодку.

— Ведь что я тебе говорил, болван? — напустился на него Юрий. — Еще всех нас выкупаешь в платьях, а рыбу упустишь.

Уйти рыбе, впрочем, было довольно трудно: запутавшись в траве, веревка не давала ей ходу. Оборванный кончик веревки плавал еще на воде, и Илюше удалось подхватить его на свое удилище.

— Я знаю, что сделать! — сказал он. — Дай-ка мне, Кирюшка, попытать теперь счастья.

— Ну да! — вскинулся тот. — Ты вот так и справишься!

— Справлюсь, увидишь. Я уступлю тебе зато мою следующую жерлицу. Хорошо?

— А на той, может, опять ничего не будет!

— Ну, голубчик, Кирюшенька…

— Да что ты, Илюша, с ним еще торгуешься? — вмешался Юрий. — Ведь он прогадал уже свою очередь, дал оборваться жерлице…

— Но она все же еще моя, я ее никому не уступлю! — уперся Кирюшка.

— Молчать, холоп!

Это был тот же безапелляционный, повелительный тон, что и у его отца. Кирюшка примолк и злыми глазами следил только за тем, как Илюша с помощью веревки осторожно притянул к себе обвитый ею пучок осоки и принялся выщипывать из пучка травку за травкой. Чтобы облегчить брату задачу, Юрий опустил в воду грузило — увесистый камень, после чего лодку уже не уносило теченьем. Не прошло пяти минут, как веревка была освобождена от сдерживавших ее трав.

Рыба рванула было опять в сторону, но Илюша по примеру брата принялся "водить" ее. Сам он был как в лихорадке, щеки у него пылали, глаза горели, руки тряслись. Но обмотанную вокруг кулака веревку он держал крепко, и когда, наконец, замучил рыбу, то, не давая ей уже опомниться, стал вытаскивать веревку обеими руками. Рыба снова забилась как бешеная.

— Уйдет, ей-Богу, уйдет! — залепетал Илюша, полный надежды и страха.

Он напряг последние силы, и вот над водой показалась огромная щучья пасть, вся усаженная иглами бесчисленных зубов. Неизвестно еще, удалось ли бы ему одному втащить в лодку это страшилище, в котором потом оказалось до полупуда весу. Но Юрий перегнулся через борт и схватил щуку обеими руками. Хотя она вслед за тем и вырвалась у него опять из рук, но упала уже не обратно в воду, а в лодку. Тут на нее навалился Кирюшка и придавил ее коленом.

— Зубов-то, зубов полон рот! — говорил он. — Ну, матушка, давай-ка сюда крючок.

Он полез рукой в открытую щучью пасть, но в тот же миг пасть защелкнулась, и Кирюшка заревел благим матом:

— Ах, подлая!

И он нажал на щуку коленом с таким уже остервенением, что выдавил у нее внутренности. Зато пасть ее опять раскрылась, и он мог высвободить руку.

— Какой ты, однако, злющий, Кирюшка! — укорил его Илюша.