Опалённый, том 1 - [43]

— К доктору, короче, — объяснять ещё, что это слово — сокращение от специальности этого самого доктора, я не стал. Как-нибудь сама догадается, я надеюсь.

— А… Поняла, — набрав Юко, моя партнёрша побегу начала говорить на японском. Эх, как же бесит. Очень раздражает, когда рядом с тобой говорят на незнакомом толком языке. Хорошо хоть недолго болтала: — Она приедет минут через пять… Можешь, пожалуйста, помочь?

С Ако на руках я пошёл к выходу из парка. Под пристальными взорами дедушек и бабушек, что стягивались к "Лопатинскому саду" на утренние прогулки. Чтобы хоть как-то сгладить неловкое молчание, я спросил у покрасневшей от чего-то — видимо, так всё нехорошо с ногой, что едва терпит — японки:

— Слушай… А ты не знаешь, какой работой занята Хана всё время? Я её вне комнаты почти не вижу, и никак понять не могу.

— Она не рассказывала? — на губах Ако заиграла насмешливая улыбка, чуть подёрнутая тенью боли: — Тогда тебе знать необязательно.

— Обидно, знаешь ли! Я бы не спрашивал, если бы думал, что она на там безвылазно обзванивает всяких важных шишек и подписывает разные бумаги. Непохоже это на что-то очень секретное и важное, в общем, — не один раз я уже пытался узнать, чем сестра забивает своё время, но безуспешно. Но точно она ни с кем не говорила по телефону и никаких документов не оформляла. Иначе бы видно было, как приезжают и уезжают посыльные от дворян или чиновников — но нет, посетителей у Фудзивары почти что не было. Очень редко какой мастер боевых искусств приходил на поклон.

— Ладно, тебе я, пожалуй, скажу по очень-очень большому секрету, — прижала Сибина-тян палец к губам с заговорщическим видом и, подтянувшись, прошептала на ухо:

— Хана рисует мангу для взрослых.

Я чуть не выронил девушку из рук от удивления. Японка, вскрикнув, рассмеялась. Я так и не понял, шутит она или нет.

— Быть того не может!

— Можешь не верить, но я врать не буду, — судя по тому, как ты смеёшься в этот момент — похоже на то, что это такой очень толстый намёк не лезть не в своё дело.

Донеся Ако до машины, я вместе с ней отправился домой. Всё равно тренировки уже не выйдет. Отыграюсь вечером в додзё.

Как бы я не опасался нападения из мести, на тренировку по каратэ мне пришлось идти в одиночестве. Неуютном и холодном, как вода в Днепре в это время года. Обычно компанию в последние два дня составляла приставленная ко мне Ако, но увы. Кто бы знал, что мне придётся полагаться на других людей. Я избегал этого, как мог, и в прошлой жизни, и тем более в этой. Не знаю, в силу привычки или просто по глупости.

В додзё мне было чем заняться. Влившись в коллектив старших учеников, желающих когда-нибудь стать учителями, пришлось взять собственную группу. Всего десять человек — а сколько мороки с ними! И были все притом уже не белыми поясами. Совсем новичкам давали базу старшие тренеры, опасающиеся, что кандидаты в учителя могут не справиться и заложить неправильный фундамент для дальнейших тренировок.

Каждый мой ученик так и норовил вставать во что-то похожее на требуемые от них стойки, но с каким-то своим искажённым видением. Удары все косые и кривые. Особенно ногами. Устойчивость у всех была совсем никакой, даже у зелёных поясов. И большую часть тренировки я правил чужие косяки, внимательно смотрел, правил снова. Ждать совершенства в исполнении на первые же повторные попытки наивно, но пара учеников и вовсе творила полную ерунду, сколько бы я их не поправлял.

После занятия пришлось немного выпустить пар, колотя боксёрский мешок. Что забавно, Дмитрий Олегович в своём додзё такого инвентаря не держал — только лапы и макивары. Уж не знаю, был ли у моего тренера пунктик насчёт европейских изобретений в каратэ, или же приверженность традициям выходила из нежелания тратиться сверх необходимого. Ведь всё и так работало, раз ему удалось вырастить чемпиона Российской Империи, и даже не одного.

За выколачиванием набивки из спортивного снаряда меня и застала Такахаси Аки, приходившая посмотреть на моё занятие пару раз.

— Немного докучают ученики, Ронин-сан? — с сильным японским акцентом спросила меня мастер. Я тут же остановил раскачивающийся мешок и с поклоном ответил:

— Здравствуйте, Такахаси-сама! Разве что самую малость!

— Тише, тише. Не нужно так кричать, — всего одного замечания хватило, чтобы остыть и потерять последние, не выплеснутые ещё капли раздражения.

— Хорошо, Такахаси-сама. Буду вести себя тише.

— Вы молодец. Хорошо, много стараетесь. У вас есть потенциал стать хорошим учителем. Но вам, Ронин-сан, нужно научиться контролировать свои эмоции. Нельзя злиться на учеников, если они не понимают вас. Постарайтесь объяснить иначе. Ищите разные подходы, — мне оставалось только полукивать, полукланяться на каждое замечание. Она права, совершенно права в каждом своём слове. Хоть я всё это знал и так. Оставалось только подивиться тому, как Такахаси умудряется на неродном языке так легко и просто выражать всё, что она хочет сказать. И ещё — такие пояснения важная часть этикета в японских боевых искусствах. Надо слушать, кивать и соглашаться. Даже если всё понятно и так — она старшая, а значит права и ты обязан слушать до конца.