— Ладно.
Андрей пошел к калитке и только теперь вспомнил о поручении отца.
— Ах, черт!
— Ты чего?
Понимаешь, батя просил папирос купить, а я совсем забыл. Он без папирос не может.
Я тоже… На, отдашь своему предку. Сейчас все магазины закрыты…
— Спасибо! — сказал Андрей. — Выручил!
— Ладно, ладно, без эмоций…
У фонаря Андрей рассмотрел коробку, которую дал ему Вовка. На красном поле была изображена умная песья морда с остроконечными треугольными ушами.
«Друг», — прочитал Андрей и, задумчиво покачав головой, направился домой.
На следующий день Панов в школу не пришел, и после уроков Андрей решил занести ему домашнее задание. Полная нестарая женщина с такими же светлыми, как у Вовки, глазами провела его в маленькую комнату. Панов лежал на тахте, отвернувшись к стене.
— Володя, к тебе товарищ пришел из школы.
Панов не двинулся с места.
Андрею стало неловко:
— Это я…
Панов лениво повернулся и скорчил гримасу:
— Курганов? Чем обязан?
— Уроки принес.
Женщина ушла. Панов неторопливо встал, одергивая пушистый свитер.
— Я, кажется, не просил.
Андрей огляделся — массивный книжный шкаф набит книгами, на стене двустволка, в углу несколько клюшек, на столике хоккейный мячик, боксерские перчатки…
— Ты что читаешь? — Андрей взял с тахты брошюру «Гантельная гимнастика».
— Тебе не интересно.
— Занимаешься гантелями?
— Занимаюсь, — усмехнулся Вовка и, выхватив из-под стула две черные гантельки, подбросил их к потолку, а потом ловко перехватил у самого пола.
— Ты что же, хочешь стать спортсменом?
Панов начинал его злить.
— Слушай, Владимир, ты что из себя корчишь, почему сторонишься всех?
— Потому что я повыше вас, сопляков.
С этими словами он протянул Андрею легонькие, четырехкилограммовые гантели.
— Выжимай!
Андрей принялся выбрасывать к потолку руки с металлическими болванками. Сперва было легко, потом руки одеревенели, налились болью.
— Семнадцать, — сказал Панов, чуть улыбнувшись углом рта. — С тебя хватит. Выдохся?
Андрей кивнул. Панов прошелся по комнате, припадая на больную ногу.
— Смотри. — Он взял гантели. — Считай!
Гантели взлетали к потолку. Андрей шепотом считал. Он дошел до ста, а широкая Вовкина грудь по-прежнему вздымалась так же ровно, как и прежде.
— Двести! — крикнул Панов, швыряя гантели на тахту.
— Двести, — повторил ошеломленный Андрей.
— Иди сюда! — Панов взял со стола никелированную вещицу и протянул Андрею. — Жми!
— Это что за штука?
— Силомер. Жми…
Тонкие дужки силомера впились в ладонь. Было очень больно, но Андрей сжимал кулак изо всех сил.
— Смотри не лопни! — предупредил Панов.
— Все, — выдохнул Андрей.
— Сорок пять. Н-да. А ну-ка, я попробую. Р-р-раз!
— Сто тридцать! — ахнул Андрей. — Сила!
Панов гордо выпрямился.
— Ну, кто из нас сопляк?
Но Андрей не сдавался, хотя и был сбит с толку.
— Это еще не доказательство…
Мало? — Панов рванул через голову свитер, снял рубашку.
Он стоял обнаженный до пояса, с танцующими бугроватыми мышцами — воплощение самой силы, ловкости, красоты.
— Неплохо скроен, не правда ли? Силенкой бог не обнес. Могу вложить любому в школе — говори, где чешется. А вы? Слабосильная команда, трусы несчастные! Кто сможет из вас пойти против меня? Никто.
Андрей поднялся и, насупившись, направился к двери. Но Панов, разгоряченный, взволнованный собственной речью, задержал его:
— Подожди. Сейчас кончу. Да, так вы и есть трусы… За Леньку Захарова не заступились, сдрейфили, бросили товарища в беде… А ведь виноват был я…
— Прощай! — резко бросил Андрей и бросился вон из комнаты.
На крыльце он схватил тяжелый лом и крикнул Вовке:
— Имей в виду, я на мелочи не размениваюсь. Смотри без головы останешься!
— Вот так так! — Вовка даже присвистнул, но растерянность свою скрыть не мог.
Андрей швырнул лом в снег и хлопнул калиткой.
Ветер дул с юга. Теплые, сыроватые воздушные волны таили в себе тончайшие ароматы, и наиболее ощутимым из них был запах талого снега — вестник надвигающейся весны.
Хороша весна в Подмосковье! Утром мерзлая земля одета в ледяной покров, под ногами хрустит ледок, на зеленых иглах хвои стынут жемчужные слезы. Скучное, хмурое небо низко свисает над лесом. В лесу безмолвно… Но вот веселый ветер расшвырял пепельно-серые тучи, и светлое солнце, рассекая хмарь ударами своих сверкающих лучей-клинков, прорвалось сквозь сумрачную пелену и хлынуло потоком на дремлющую землю. И лес ожил, задвигался, загудел, и весь этот многоголосый шум слился в единый гимн свету, теплу, солнцу — гимн наступающей весне.
Закапало с крыш. Потекли, буравя снежные пласты, тысячи ручейков. В лесу послышались невнятные вздохи — с деревьев падали сырые комки снега… А вечером земля опять стынет, до дна промерзают первые лужицы и сверху, из бездонной тьмы, летят горсти сухой, колючей снежной крупы.
Вечерами старшеклассники, как всегда, собирались на катке, сгребали снег фанерными лопатами, лихо катались, скользя мимо бугристых берегов пруда. Часам к одиннадцати каток пустел. Оставшиеся садились на поваленную иссохшую сосну и тихо разговаривали…
Луна заливала ледяное поле голубым огнем, и в ее холодном призрачном свете казались совсем ненатуральными, ненужными блеклые светлячки дешевых папиросок — «гвоздиков», которые тайком курили Вовка Панов и Кузя.
