Опаленная юность - [28]

Утром из-за леса выплыл фашистский самолет. Громоздкий, неуклюжий, похожий на черную птицу, он долго кружил над землей, высматривая добычу.

— Сейчас бомбы начнет кидать! — крикнул кто-то.

Строители шарахнулись к лесу. Но немец не бомбил. Почувствовав себя в безопасности, он снизился до самых макушек деревьев и пролетел вдоль линии оборонительных сооружений. От самолета что-то отделилось, в воздухе зашелестели десятки тысяч листовок. Снежными хлопьями опускались они на стылую землю.

Московские дамочки,

Не копайте ямочки.

Приедут наши таночки —

Зароют ваши ямочки! —

Звонко прочитала Нина и тут же с силой втоптала листовку в грязь.

— Вот-вот! — заголосила Бирюкова. — Видите, что пишут? Честно предупреждают. Много помогут наши ямки! У немцев техника, понимать надо, не то что наши окопчики…

— Ты с ума сошла! — побагровела Надя. — Ты что говоришь?

— Все погибнем здесь без толку, как собаки! Уже вся Москва бежит, вакуируется!

— Гадина!

— Мразь поганая!

Бирюкову обступили со всех сторон.

В эту минуту из-за леса выскочили два «Мессершмитта». Короткая пулеметная очередь вспорола воздух и тотчас же медленно, словно нехотя, Надя опустилась на мокрую землю.

— Убили! — простонала Иванова, подняв к хмурому осеннему небу сухой морщинистый кулак. — Убили, ироды!

Откуда-то прибежали саперы, появился Горовой с врачом.

Лара опустилась на колени, расстегнула знакомое с детства заячье пальтишко: на груди у Нади расплывалось темное, с тарелку пятно.

— В сердце, — проговорил врач, — сразу.

Иванова осторожно закрыла потускневшие глаза убитой…

Хоронили Надю вечером.

Маленький холмик обложили хвоей, у изголовья поставили деревянный, наспех сколоченный обелиск с маленькой пятиконечной звездочкой, вырезанной из толстой листовой фанеры.

Ночью почти не спали — едва забрезжил рассвет, вышли на работу.

После обеда к Ларе подошла Бирюкова:

— Знаешь что, Ларка, давай смотаемся отсюда, а?

Лара продолжала копать, Нина ненавидяще посмотрела на Бирюкову.

— Дура ты, Ларка! Себя гробишь. Кому это нужно? Хочешь загубить себя, как эта дуреха Надька? Нина, хоть ты ее уговори.

Бирюкова повернулась к Нине и не видела, как Лара медленно достала из внутреннего кармана телогрейки тяжелый черный предмет.

— Немец-то все равно в Москву придет…

— Обернись, мерзавка! — крикнула Лара таким голосом, что на них оглянулись десятки людей. — Получай по заслугам! — и выстрелила прямо в подбритую тонкую бровь.

Глава десятая Ранен

Андрей очнулся от холода. Лошади недружно натягивали постромки, от толчков сползла шинель, и порывы ветра леденили мокрую от дождя одежду. Он видел тусклую серую пелену низко нависшего неба. Андрей приподнял голову и заметил справа густой частокол хвойника. Остроконечные иглистые макушки деревьев четким зубчатым силуэтом выделялись на сером полотнище неба. Слева густел мрак.

Андрей тронул рукой лицо, скрытое повязкой. Бинт чалмой охватывал голову, проходил через левый глаз. Он вздрогнул. «Самое драгоценное у человека глаза, — говорила когда-то бабушка, — ими он видит красоту природы…» Андрей поспешно ощупал себя: левая рука была туго прибинтована к груди.

«Ранен, — вспомнил он. — Но почему же ничего не болит?»

Повозка остановилась. Андрей осторожно слез, стараясь не задеть лежащих без движения раненых.

— Чего? — бросилась к нему девушка с санитарной сумкой поверх шинели. — По нужде захотел? Ступай за кустик, далеко не ходи. Прямо. Сам дойдешь или проводить?

Андрей покраснел:

— Машенька, это вы?

— Ты меня знаешь?

— А помните, в Вязьме на улице гуляли с нами?

— Да, да! — поспешно согласилась Маша. — Но вас не узнать — лицо завязано. Рука болит?

— Нет. Отойдите, пожалуйста.

— Да ты не смущайся.

Андрей снова зарумянился и обозлился. С ближайшей подводы кто-то невидимый в темноте восхищенно сказал:

— Вот это девка! С такой всю жизнь проживешь — не соскучишься!

— Молчи! — простонал другой. — Без ног лежит, а всю дорогу хаханьки да ухаживания! Спокою нет…

К Андрею подошел возница, пожилой боец с винтовкой за спиной:

— Слышишь, парень, спички есть?

— Некурящий.

Солдат утонул в темноте, и вскоре там вспыхнула искорка огня.

Девушка снова приблизилась к Андрею и доверительно шепнула:

— Понимаешь, сбились с пути. Карты у меня нет, уж давно должна Ивановка быть — там полевой госпиталь стоит, а ее все нет и нет.

Андрей осмотрелся. Кругом шумел вековой лес.

— Как бы к фрицу не угодить… — шептала Маша.

Посовещавшись, решили осторожно двигаться дальше.

Андрей не сел на подводу, а пошел пешком, держась за борт.

Дорогу размыло дождем, лошади скользили по грязи. На ухабе телега подпрыгнула, глухо вскрикнул пришедший в себя раненый.

— Молчи, молчи, дорогой! — ласково успокаивала девушка. — Сейчас приедем в госпиталь.

Светало. Показалась одинокая избушка. Оба ездовых, сняв винтовки, осторожно подошли к домику.

Маша тихо постучала в окошко. Скрипнула дверь. На пороге показалась маленькая, высохшая старушка.

— Бабушка, нельзя ли у вас немного передохнуть? Раненым обогреться надо, да и коняшки притомились.

— Господи! Отчего же нельзя? — всплеснула руками старушка. — Заезжайте во двор. Петюша, ступай, внучек, рас-хлебни ворота!

Белоголовый мальчик лет четырнадцати вышел во двор. Трое раненых, охая и кряхтя, вскарабкались на крыльцо, троих снесли на руках в горницу. Старушка раскрыла сундук и быстро достала рушники и простыни.