Опаленная юность - [27]
Огромная извивающаяся змея противотанкового рва бурым суглинистым поясом охватила столицу.
Портнихи, врачи, учительницы, продавщицы, телефонистки, секретари, машинистки, домашние работницы, домохозяйки, школьницы и киноактрисы самоотверженно работали на строительстве оборонительных сооружений.
Милые, родные москвички, наши добрые морщинистые матери, верные подруги, светлоглазые бойкие сестренки, прекрасные возлюбленные! В этот грозный час вы отдали родине все, что могли. Вы хотели быть поближе к нам, поближе к фронту, и свое слово сдержали.
Своими нежными руками вы вынимали сотни тысяч кубометров мерзлого грунта, возводили баррикады и доты, вбивали в закаменевшую землю тяжелые надолбы и рельсы, протягивали колючую проволоку, устанавливали ежи…
Неоценим ваш вклад в дело победы. И за это спасибо вам, наши верные спутницы в труде и в бою!..
— Перерыв! — громко крикнул руководитель работ инженер-майор Боровой.
Вытерев мокрое лицо, Лара с силой воткнула лопату в рыхлый песок. К ней подошли Надя и Нина.
— Как самочувствие, девчонки? — спросила Лара.
Полная, круглолицая Нина пожала плечами.
— Пустячная работа, — заметила Надя.
— Как дела, неразлучные подружки? — пошутил мимоходом Коровой. — Вы прямо попугаи-неразлучники, всегда вместе, только попугаи вдвоем, а вы — втроем.
— Так всю жизнь и будем!
— А когда замуж выйдете?
Маленькая Надя смутилась, а Нина бойко отшутилась:
— Кто нас возьмет, кому мы нужны?
Лара, улыбаясь своим мыслям, едва заметно щурила ореховые глаза. Она как-то сразу выделилась из общей массы. Начальство назначило ее старшей, и многие полунасмешливо, полусерьезно называли ее командиром.
К подругам подошла Райка Бирюкова, хитрая, болтливая бабенка, не упускавшая случая пококетничать с каким-нибудь тыловым начальником О своих мимолетных увлечениях Бирюкова рассказывала подробно, не торопясь, подолгу смакуя детали знакомства. Девушки сторонились ее, старались поменьше с ней общаться, а она, напротив, пыталась навязаться Ларе в подруги.
— Ох, девочки! И когда эта работа кончится? Прямо осточертела…
Поправив лакированным коготком тонкую, как лезвие бритвы, крутую бровь, Бирюкова скользнула по Ларе завистливым взглядом.
— Эх, была бы я такая, никогда бы на окопах не работала! Окрутила бы самого большого начальничка, и он бы пригрел меня… И чего ты, Ларка, теряешься?
Бирюкова рассмеялась и сделала глазки проходившему мимо Боровому. Озабоченный инженер, ничего не заметив, пошел дальше. Бирюкова пожала узкими плечами.
— Подумаешь, птица! Что с него возьмешь? Банку консервов, буханку черняшки? Нет, солдатики, лейтенантики — пустышки, у них, кроме пары запасных портянок, ничего нет. Голодранцы! Теперь в цене снабженцы, интенданты, это я понимаю! Достанут что угодно, оденут как куколку.
Надя брезгливо отодвинулась, Нина посмотрела на Бирюкову с нескрываемой злобой.
Высокая костистая старуха Иванова, жена ушедшего на фронт рабочего, обрушилась на бесстыдницу:
— Цыц, сатана! Народ смертный бой ведет, а ей хаханьки! Чтоб духу твоего поганого здесь не было!
— Испуга-ала! — лениво протянула Райка и, увидев в руках у проходившего саперного капитана папиросу, подскочила к нему:
— Товарищ командир! Умоляю, позвольте сигарету!
Девушки снова взялись за лопаты — замелькали комья глины. Тяжелое дыхание работающих вырывалось из их открытых ртов облачками пара.
Вечером, перед концом работы, к девушкам подошел взволнованный, осунувшийся Горовой.
— Девчата, товарищи женщины! Родные мои! Надо остаться продолжить работу.
Смертельно уставшие женщины неподвижными глазами уставились в кривящееся, как от боли, лицо инженера.
— Отступают наши, фронт подходит. Нужно закончить ров. Не закончим — танки прорвутся к городу.
Встревоженным ульем загудела толпа:
— Опять отступают!
— Опять потеснили…
— Царица небесная, спаси и сохрани!
Молодая женщина истерично, с надрывом зарыдала, и тотчас десятки голосов обрушились на нее:
— Замолчи!
— Брось слезу проливать!
— Тоже мне москвичка! Раскисла!
Лара шагнула вперед:
— Девчонки, давайте работать, выроем могилу фашистам!
— Бабы! — грозно крикнула старуха Иванова. — А ну, берись за лопаты!
— Не хочу! — завопила Бирюкова, тряся копной соломенных, вытравленных перекисью волос. — У меня кровавые мозоли, не буду!
Лара, перехватив лопату, молча подошла к ней:
— Не пойдешь?!.
Зазубренное лезвие лопаты взлетело над головой Бирюковой.
Иванова вырвала лопату из Лариных рук.
— Не стоит того. Ну, ты, марш работать!
Рассвет застал женщин на дне глубокого рва. Работали как автоматы: согнулась — выпрямилась, согнулась — выпрямилась. К брустверу летела желто-бурая суглинистая земля, перемешанная с песком.
Неимоверно грузным казался лом, шероховатые ручки носилок грозили вот-вот вырваться из натруженных, вспухших ладоней. Чтобы не выронить груз, девушки так сжимали руки, что ногти впивались в кожу. Металл жег ладони, саднили прорванные бугорки мозолей, но москвички работали. Работали, не зная отдыха. Тысячи женщин, склонившись над мокрой землей, копали противотанковый ров.
И только одна Райка Бирюкова еле шевелила лопатой, плакалась, жаловалась на свою судьбу.
