Онтологические мотивы - [18]

Шрифт
Интервал

сопрано вконец сорвала и овраг затопила
по поводу братца все жребии бедному злы
напился поди из копыта быть может тапира
в заморский один зоопарк на заре увезли
над темной водой птеродактили кычут летая
ползут трилобиты кембрийских не слушаясь уз
по пеленгу плача плывут корабли из китая
на палубах панды грызут стратегический груз
по горло в дубравах кикиморы пробуют воду
столетняя плесень в горючей славянской косе
но нет ни малейшего шанса из клетки на волю
найти человечье копытце и снова как все
уходят медведи что в дебрях бока отлежали
на кручи валдая из ягодных отчих долин
рвануть бы по отмелям с жабами их и ужами
к той ржавой задвижке где плачет аленушка блин
подступит слеза к горизонту и купол качнется
стремительным тазом навстречу соленой волне
а дети бегут от грозы что никак не начнется
я честно исправлюсь сестричка не плачь обо мне

«на римских высотах когда-то весталки вестали…»

на римских высотах когда-то весталки
вестали орлов доставали авгуры потом перестали
в глухих погребах завывали сторонники митры
там крови быков проливались несметные литры
еврейскому на три персоны разъятому богу
язвительно перебегал аравийский дорогу
но в принципе все это были нормальные люди
четыре конечности головы бедра и груди
дрались алебардами мордами в снег умирали
таких наряжали в атлас и в гробы убирали
устав наблюдать как история ходит по кругу
на время добрели и в мирное время друг другу
дарили охапки цветов и кульки карамели
любили наверное просто сказать не умели
ты плачешь послушай тогда эту повесть сначала
она бесконечна и чтобы в пути не скучала

Рука

вот подходит к вагону один из дядь
перед ним страна велика
а в руке у дяди ручная кладь
для того ему и рука
габардиновый клифт деловитый взгляд
мы и сами к свистку спешим
я уеду с родными куда велят
подрасту и стану большим
полубокс в велюре и плеч ширина
но не вспомню себе на беду
очень маленького стоящего на
том перроне в дальнем году
это белгород что ли днестровский глядь
невдомек спеша по часам
что одним и тем же из этих дядь
остаюсь навсегда я сам
обогну малыша и в купе скорей
второпях судьбы не пойму
и рука неразлучной клади своей
не отдаст опять никому

Рапорт

на приморской где кафельные дома
уверяли что игорь сошел с ума
что мозги мол высохли на корню
и внезапно игорь понес хуйню
о пришельцах которые среди нас
для гипноза газом туманят глаз
сами ящеры по природе
и его родня увезла в село
я и видел его только раз всего
он тогда был нормальный вроде
увезли и ладушки снят вопрос
но хуйня которую игорь нес
все сочилась исподволь из села
вот ведь блядь некстати судьба свела
не моя ли в этом милорд вина
хоть и крепок газ но иным видна
вдоль хребта пила и трезубец
на хвосте шизофреники наравне
со шпионами как бы не обо мне
на приморской бубнил безумец
я вину милорд искуплю свою
я до блеска вычищу чешую
и в броне нефритовой до бровей
выйду в сумерки с бритвой на их бродвей
у кого реле развело в груди
на любого паяльник найдем поди
только газу погуще дайте
если надо пешком до села дойду
им не снилось даже в каком аду
навсегда поселил их данте
не над ними ли мы поглумились всласть
всю советскую им отмеряли власть
хоть ослаб каркас но фундамент тверд
этот игорь в графе у меня милорд
чтоб мне в топке урановым пнем гореть
мы хуйни от него не услышим впредь
некролог ему мелкой версткой
с остальными справимся к январю
я ведь знаю милорд о чем говорю
я давно живу на приморской

Невозможность и неизбежность

увы неизвестен мне зверь колонок
размах его крыльев количество ног
я глобус не раз обогнул но пока
на свете нигде не встречал колонка
любой колонок в этой жизни земной
сумел до сих пор разминуться со мной
и есть основанья считать что они
в оставшиеся не покажутся дни
хоть их неизбежность пойми головой
утрата реальна и шанс нулевой
когда у последней столпимся реки
рыдая хоть шли не за этим
на нас посмотреть прибегут колонки
но мы их уже не заметим

Центральный парк

неоновая в сумерки листва
отцветено и отплодоносило
но человеческие существа
хотят всегда где выглядит красиво
и в дождь расхаживая и в жару
я сам одно из них и вот живу
на свете праздник или выходной
светила как мичуринские вишни
беда ли что дорожки до одной
петляют вслед себе откуда вышли
жить стало некуда по сторонам
стена и сталь впадающие в ревность
бог недоучка пусть простит и нам
всю насекомость снов и однодневность
которой ночь преграда впереди
нет лето никогда не проходи
моли огонь чтоб в бархате не гас
сноп андромед ван гога на картине
развязан здесь и это мы сейчас
целуемся и петь не прекратили
с ист-ривер бриз уносит мысли ввысь
замри июль или еще продлись

«без обещаний и условий…»

без обещаний и условий
за мнимой тенью по пятам
спустился в сад слепой и совий
но никого не встретил там
была случайная невстреча
никем назначена в саду
пора вернуться не переча
домой на улицу свою
ступням беспочвенны скитанья
загадка разуму вредна
ведь если не было свиданья
разлука тоже не беда
сквозь небо наискось осина
займется пламенем к утру
но дробь в груди невыносима
куда один теперь уйду
луна спохватится и снова
все человечество легло
не исчезай в саду без слова
не покидай меня никто

«звезды горошком и в нашей долине…»

звезды горошком и в нашей долине
житель старается на мандолине

Еще от автора Алексей Петрович Цветков
Бестиарий

Стихи и истории о зверях ужасных и удивительных.


Детектор смысла

Новая книга Алексея Цветкова — продолжение длительной работы автора с «проклятыми вопросами». Собственно, о цветковских книгах последних лет трудно сказать отдельные слова: книга здесь лишена собственной концепции, она только собирает вместе написанные за определенный период тексты. Важно то, чем эти тексты замечательны.


Четыре эссе

И заканчивается августовский номер рубрикой «В устье Гудзона с Алексеем Цветковым». Первое эссе об электронных СМИ и электронных книгах, теснящих чтение с бумаги; остальные три — об американском эмигрантском житье-бытье сквозь призму авторского сорокалетнего опыта эмиграции.


Просто голос

«Просто голос» — лирико-философская поэма в прозе, органично соединяющая в себе, казалось бы, несоединимое: умудренного опытом повествователя и одержимого жаждой познания героя, до мельчайших подробностей выверенные детали античного быта и современный психологизм, подлинно провинциальную непосредственность и вселенскую тоску по культуре. Эта книга, тончайшая ткань которой сплетена из вымысла и были, написана сочным, метафоричным языком и представляет собой апологию высокого одиночества человека в изменяющемся мире.


Имена любви

Алексей Цветков родился в 1947 году на Украине. Учился на истфаке и журфаке Московского университета. С 1975 года жил в США, защитил диссертацию по филологии в Мичиганском университете. В настоящее время живет в Праге. Автор книг «Сборник пьес для жизни соло» (1978), «Состояние сна» (1981), «Эдем» (1985), «Стихотворения» (1996), «Дивно молвить» (2001), «Просто голос» (2002), «Шекспир отдыхает» (2006), «Атлантический дневник» (2007). В книге «Имена любви» собраны стихи 2006 года.


Атлантический дневник

«Атлантический дневник» – сборник эссе известного поэта Алексея Цветкова, написанных для одноименного цикла передач на радио «Свобода» в 1999–2003 годах и представляющих пеструю панораму интеллектуальной жизни США и Европы рубежа веков.