Онтологически человек - [32]

Мирддин бездумно взял одну и начал крутить в руках. Детали были увесистые, металлические, держать их было очень приятно, и они очень легко и просто собирались в единое целое. Мирддин не заметил, как увлекся. Он пересобрал двигатель и проверял, как вышло (мотор мягко заурчал — внутри больше ничего не стучало), когда на пороге появился Шон. Лицо у Шона вытянулось.

Мирддин вылез из кабины.

— Мне надо было отдохнуть, — извиняющимся голосом сказал он. — Если хочешь, я сейчас все обратно разберу.

— Может, тебе еще забор дать покрасить? Еще отдохнешь, — странным тоном протянул Шон.

— Можно и забор, — рассеянно согласился Мирддин.

— Лежать на диване, он, значит, умаялся! Отдохнуть ему захотелось! Я не знаю, как у вас в Эльфляндии, а у нас вот это, — Шон ткнул пальцем в диван, — отдых! А вот это, — Шон ткнул пальцем в машину, — работа! Ну как дитя малое, ей-богу!

— Я запомню, — пообещал Мирддин.

— Ты вообще-то слова такие знаешь? — подозрительно спросил Шон. — Ну, там... работа? Выручка? Деньги?

Мирддин кивнул. С концепцией универсального эквивалента Эльфин его ознакомил и заодно объяснил, почему синтезатор может произвести сколько угодно монеток и бумажек, но по отношению к людскому хозяйству это будет не слишком вежливо. Поэтому он еще до приезда сосканировал блейзовский мотоцикл и сделал копию. Блейз ее кому-то сбыл, а монетки и бумажки отдал Мирддину. На первое время этого должно было хватить. Самым сложным было доставить мотоцикл от менгиров — там по пути было болото, совершенно для техники не приспособленное. Дома проблем не было — вывозить технологии, конечно, не разрешалось, но мотоцикл был человеческий, а на свободный проход у Мирддина было рианноновское разрешение.

Шон скрестил руки на груди.

— Слышь, Мерлин, а у вас там, небось, и булки на деревьях растут? Хошь — мороженое, хошь — пироженое...

— Типа того, — коротко согласился Мирддин.

Он пытался оттереть пальцы тряпицей, но у него не получалось. С другой стороны, возможно, в этом был плюс — большая... аутентичность.

Шон хмыкнул.

— И что ж ваше фейское высочество у нас забыло?

Мирддин замер.

Шон заржал и хлопнул его по спине:

— Да не бойся, не выгоним. Масла у Мойры возьми, белоручка, нормально ототрется.

Вообще-то из всех возможных вариантов размещения Мирддину достался самый комфортный. Гараж был отдельным помещением, куда посторонние заходили только днем и не очень часто. И оно было просторней, чем любое другое в доме. Но звук сквозь стены проходил беспрепятственно. Сейчас через них сочился тонкий младенческий плач.

Слушать это было совершенно невозможно.

Мирддин накрыл голову тощей подушкой. Звук стал потише, но жалобу все равно было слышно. Человечья душа, плохо что-то еще понимая, пыталась обжиться в теле, обминая его под себя. Что-то получалось, что-то нет... Непонимание и дискомфорт так и сочились через стену. Игнорировать их почему-то было сложнее, чем обычную человеческую сутолоку. Возможно, дело было в том, что к взрослым Мирддин уже притерпелся.

В конце концов он раздраженно приподнялся на локте и намалевал на стенке пальцем «глушилку».

Вокруг сотворилась блаженная тишина, и он наконец-то провалился в сон.

Утром было так тихо, что ему на миг между сном и явью показалось, будто он дома. Никто не гремел кастрюлями и сковородками, не кричал ничего, высунувшись из окна, не бегал с топотом вверх и вниз по лестнице, не ругался, не плакал, не хохотал, не пел хором.

Для человеческого дома это было нехарактерно. Мирддин понял это и подскочил, как ужаленный. Он лихорадочно заозирался во всех слоях, пытаясь выяснить, что произошло — и оторопел.

Он совершенно не ожидал такого эффекта. «Глушилка» была совсем простым и слабеньким знаком, из тех, что любой ребенок умеет делать. Она даже погасла почти сразу же. Резонанс у нее был совсем ничтожный — и Мирддин никак не ожидал, что он так скажется. Весь дом спал. Всех накрыло тишиной, как одеялом.

Мирддин аж зубами скрипнул.

Заколдовать хозяев дома, которые тебя впустили. Без их ведома. Да еще и нечаянно.

Нарушить закон гостеприимства. Не удержать контроль.

Какой стыд.

И, главное, не сделаешь ничего уже. Знак уже рассеялся, а «зорьку» сделать... так ведь и тоже не знаешь, чем закончится. Пойти начать всех расталкивать? Неловко как-то.

Какой дилетантизм. Какая халатность. И это в здравом уме и трезвой памяти.

Молодец, нечего сказать.

Промаялся он примерно до полудня — примерно тогда на крыльцо выбрался всклокоченный Шон, зевнул во всю пасть, продрал глаза на солнышко и удивился:

— Ох и хорош мы спать! Вроде вчера и не пили ничего... — Он еще раз зевнул, потрусил к рукомойнику, привешенному у забора, и увидел Мирддина. — Эй, Мерлин! Чего кислый такой?

— Это я, — выговорил Мирддин.

— А? — Шон лил воду себе за шиворот и особо не прислушивался.

— Все уснули, потому что я вчера случайно наложил знак, и вас задело. Я нечаянно. Я больше не буду.

— Ну, не будешь, так не будешь, — покладисто согласился Шон, снял с плеча полотенце и принялся вытираться. Был он какой-то повышенно добродушный и выглядел отдохнувшим. Мирддин подумал, что, может быть, «глушилка» ему и правда не повредила. Он пригляделся повнимательней. Никаких следов чар на человеке не было.