Оноре Домье - [57]

Это похвальное слово герцога Омальского делает честь сыну Луи-Филиппа, так же как и беспощадному обличителю бойни на «Улице Транснонен».

Но только через несколько лет после смерти его подруги репутация Домье-живописца, претерпев внезапный взлет, утвердилась, так что, наконец, оправдались суждения критиков и многих дальновидных художников, современников старого мастера. Ведь недаром Т. Рибо произнес пророческие слова: «Уверен, великие творения Домье встанут в один ряд с самыми великими творениями всех времен во славу французского искусства».

Выставка 1890 года окончательно закрепила славу Домье-живописца, и в «Очерках о французской школе» Роже Маркс ^{223}, сам немало сделавший для этой победы, выразил единодушное мнение, написав: «Ирония его акварелей, изображающих врачей, любителей, судейских — ирония его литографий главенствует над всем. К сожалению, все восхищались только ими, и, за исключением небольшого круга избранных, никто не интересовался картинами Домье. Но вот теперь обнаружилось, что это произведения первостепенной важности, достойные, по силе своего нравственного воздействия, Мольера или Бальзака… Если бы даже единственная заслуга выставки 1900 года состояла в том, что она доказала принадлежность Домье к числу лучших мастеров живописи, то уже одним этим была бы оправдана ее организация».

Весной 1901 года в Школе изящных искусств открылась общая выставка всех работ Домье. На выставке были представлены сокровища из собраний Бюро, Дюран-Рюэля, Эно-Пельтри, Десуша, Лютца, Фейдо, Сарлена. С этого времени никто уже не оспаривал таланта Домье-живописца. Англия, США и в особенности Германия отныне стремились приобрести не только его литографии, но также и акварели и картины маслом. Так, например, холст, который сам Домье уступил торговцу за пять или шесть сотен франков, недавно был продан на аукционе за сто миллионов старых франков (1 000 000 новых франков).

Последняя по времени и наиболее полная выставка произведений Домье состоялась в Лондоне в 1961 году: ее организовал в Музее Тейт «Британский Совет по делам искусства». Великолепен каталог этой выставки с предисловием Габриеля Уайта, Алана Боунесса и К.-Е. Мейсона ^{224}. Мы с нетерпением ждем каталога, автором которого является такой крупный знаток творчества Домье, как К.-Е. Мейсон.

Лувр приобрел «Воров и осла», «Криспена и Скапена», а затем и «Прачку». Тот самый Лувр, который в 1913 году отказался взять около тридцати холстов Домье — собрание Поля Бюро: об этом отказе сообщил нам, моему наставнику Гюставу Жеффруа и мне, господин Леприер.

Прискорбной расплатой за славу явилось появление на рынке картин поддельных Домье, конкурирующих с поддельными Коро. К их числу относится приписываемый Домье портрет Шопена, который находился в Версальском музее ^{225}. Его незадачливый «напарник» — так называемый портрет Домье в Пти-Пале, столь легкомысленно приписанный Коро. Как-то раз Лувр чуть было не купил портрет Мишле, якобы работы Домье, подлинность коего представлялась не менее сомнительной. В самом деле, на Монмартре, а также в Швейцарии давно существуют самые настоящие «фабрики» поддельных Домье.

Что же касается жалкого «Дон Кихота», приобретенного Луи Лушером и преподнесенного Клемансо^{226} от имени бывших его министров, то этот поддельный Домье, завещанный его владельцем Лувру, по счастью, не был включен в экспозицию. Его даже не решились послать в провинцию! Правда, Лушер заплатил за этого Домье всего 6 тысяч франков, тогда как подобная картина — подлинная — уже в 1921 году продавалась за 60 тысяч франков!

Если, к стыду Марселя, этот город, вопреки предсказанию Шанфлёри, так и не воздвиг памятника Оноре Домье на какой-либо из самых красивых своих площадей, если Париж, увы, до сих пор не установил бюста на бедной могиле Домье на кладбище Пер-Лашез, то, напротив, маленькая коммуна Вальмондуа показала, что она лучше всех других сознает долг людей перед памятью этого великого человека.

Пятого августа 1900 года здесь, на площади у мэрии, воздвигнут мраморный бюст работы Адольфа Жоффруа. 9 августа 1908 года, по случаю столетия со дня рождения художника, в этом городке, где еще жива память о «папаше Домье», состоялось большое празднество.

Сегодня нет такого поклонника искусства, который бы не был готов благоговейно возложить на могилу Оноре Домье веточку лавра, произросшего на славном берегу Уазы. Уже давно воздано должное заслугам узника Сент-Пелажи; заслугам Домье — скромного пенсионера Республики; заслугам живописца, которым некогда пренебрегли. Анри Марсель с полным на то основанием написал: «Этот человек в настоящее время вошел в число самых крупных художников французской школы». Из высказываний наших критиков о Домье было бы легко составить великолепный сборник. В своей отличной работе Жан Адемар сделал это.

Чтобы кратко выразить сущность Домье-человека и Домье-художника, достаточно привести лишь малоизвестные — и сколь горестные! — слова другого художника, великого и непреклонного Ж.-Л. Форена^{227}: «О, Домье! Он не то, что мы… Он был великодушен и щедр».

ПОСЛЕСЛОВИЕ