Онлирия - [2]

А он тем временем торопливо пробрался через тесный двор, заставленный переполненными мусорными баками, и вышел в пустынный переулок – идущий энергичным шагом высокого роста мужчина лет сорока, с большими кавказскими усами, с черными навыкате глазами, с огромной кепкой на голове. Из подворотни, расположенной у него на пути, выступил карлик-горбун в черной кожаной куртке и преградил дорогу, наставив пистолет ему в грудь.

– Vatanabe?! What are you doing here? – почему-то на английском, весьма дурно произносимом, воскликнул Келим.

– По-русски, ведь мы в России… Давай говорить по-русски, – сказал ему карлик-горбун и выстрелил прямо в его сердце.

– Ох ты черт, – ругнулся тот вполне по-русски и, приложив руку к ране, остановил хлынувшую оттуда кровь. – Чего ты хочешь, друг? – спросил он. -

Совсем необязательно стрелять, послушай…

– Оставь в покое Тамару, ты же знаешь, что это моя клиентка, – молвил

Ватанабэ.

– Честное слово, не знал, друг, – стал откровенно прикидываться простаком

Келим. – Разве это была твоя девочка?

Однако, вытирая слегка испачканную в крови руку о ткань пальто под мышкою, он переменил тон и высказался вполне определенно:

– Я хотел выйти через нее на того, кто знает, где сейчас находится Флейта

Мира.

– Зачем это тебе?

– Знаешь, мне стало трудно работать в России… – отвечал Келим. – Но ты все же убери пистолет, а то люди вон уже обращают внимание.

– Им не привыкать, – усмехаясь, произнес карлик, однако спрятал оружие во внутренний карман кожаной куртки, доходившей ему до колен. – Личность в кроличьей шапке, которая проходит мимо и смотрит на нас, подумает, что это еще одна разборка рэкетиров.

– Пускай о чем угодно думает этот бедный человек… Но мне действительно жалко его. Слушай! Он боится, потому что очень хочет жить. Как мне быть с такими, подумай? Тебе-то хорошо. Рак – это болезнь печали, и тебе здесь клиентов хватает. Но это такой народ, Ватанабэ! Чем больше печали, тем больше они любят жизнь! И никто не хочет у меня брать орхидею…

– А Флейта Мира тебе зачем, Келим?

– Хочу спасать Россию, как ты сам понимаешь. Ведь погибает эта великая и прекрасная страна, друг.

– Ну, если у тебя такие хорошие намерения, Келим, то подскажу, как найти человека, у которого Флейта… Как раз один клиент мой был связан с ним…

Но ты, пожалуйста, больше мою художницу не трогай, не то я с тобою поступлю так, как однажды в школе… Помнишь?

– Э, как я могу помнить то, что происходило миллиард лет тому назад? А о нашей школе, Ватанабэ, я помню только все самое хорошее, – умильным голосом молвил усатый Келим. – Так и быть, Тамару я больше не беспокою… Будем считать, друг, что я пошутил.

И они вскоре мирно разошлись – карлик в кожаной куртке и кавказского вида мужчина, продавец орхидей Келим. Последуем за этим усатым, который вскользь упомянул о миллиарде пролетевших лет с того времени, когда мы еще учились зажигать новые звезды. Вот теперь на одной из них и встретились бывшие школяры звездного училища, бесславно истратившие столь большое время, которое сами и запускали на этой Земле. И скоро должно кончиться то, что давно уже началось. Последние Времена настали. И я движусь вслед за Келимом от одного светящегося огненного шара до другого – перелетаю с фонаря на фонарь по длинному и узкому московскому переулку. Затем с какого-то тусклого стекла раскрываемой форточки, сверкнувшего кроваво-огненным отблеском, вмиг перескакиваю к пульсирующему в вышине сполоху рубинового цвета, что пляшет на крыше многоэтажного универмага, рекламирующего ГОБЕЛЕНЫ – ВАТИН – САТИН.

Оттуда сквозь толщу городского воздуха, наполненного бесшумным щекотанием снежинок, вылетаю навстречу Келиму лучом автомобильной фары, слепящей его глаза. Крохотные снежные балеринки так и скачут, струятся, просеиваются через коридор светового луча, и когда Келим, морщась, отвернулся от беспощадного огня, то на стене дома, мимо которого проходил в ту минуту, он увидел собственный весьма внушительный силуэт и пляшущие вокруг него тени снежинок.

Вскоре он явился в домик на М-ском переулке, проникнув прямо в спальню, где умирал от злокачественной опухоли в мозгу один известный московский антиквар и коллекционер икон. Пышнотелая любовница его и не менее пышнотелая дочь спали в соседней комнате, утомленные тяжелым беспрерывным уходом за больным в течение всего декабря. Разметавшись одетыми на старинной широкой кровати времен царя Александра I, молодые женщины дружно и громко сопели во сне: в эту ночь после принятия опиума больной уснул спокойным сном, не стонал и не вскрикивал, дал и им немного поспать. Келим осторожно, на цыпочках прошел мимо раскрытой двери комнаты, где они находились, и оказался перед смертным одром умирающего антиквара.

Тот как раз выходил из опиумного забытья. Увидев перед собою нежданного посетителя, старик не мог ни шевельнуть белой головой на белой подушке, ни выказать какого-либо чувства во взгляде своих полумертвых глаз. Но все же, вздрагивая горлом от неимоверного напряжения, он шевельнулся и чуть слышно произнес:

– Здорово, Колька…

– Здравствуй, дорогой. Как чувствуешь себя?