Онича - [3]

May предпочитала именно вечера. Теперь, когда корабль приближался к берегам Африки, в воздухе на закате разливалась какая-то истома, теплое дуновение едва касалось палубы и полировало море. Сидя в шезлонгах бок о бок, May и Финтан тихонько переговаривались. Это был час прогулки. Пассажиры ходили взад-вперед, приветствовали друг друга. Супруги Ботру, с которыми они делили стол, коммерсанты, обосновавшиеся в Дакаре. Г-жа О'Гилви, жена английского офицера из гарнизона Аккры. Молодая француженка, медсестра по имени Женевьева, и итальянец с напомаженными волосами, ее услужливый кавалер. Сестра Мария, монашка из Тессена, направлявшаяся в Центральную Африку, в Нигер; у нее было очень гладкое лицо, глаза цвета морской волны и детская улыбка. Никогда еще May не встречала таких людей. Никогда не думала, что однажды сможет оказаться вместе с ними, разделить их приключение. Она воодушевленно говорила со всеми, пила чай, после ужина ходила в салон первого класса, садилась за столы, такие белые, с блестящей серебряной посудой и бокалами, дрожавшими в ритме бронзовых клапанов.

Финтан слушал певучий голос May. Он любил его музыку, его итальянский акцент. Засыпал в своем шезлонге. Большой м-р Хейлингс брал его на руки, относил на узкую койку. Открывая глаза, мальчик видел таинственное свечение шести прорезей над дверью каюты, как в свою первую ночь на море.

Однако не спал. Лежа в темноте с открытыми глазами, ждал возвращения May. Судно тяжело покачивалось, скрипя остовом. Тогда Финтан мог вспоминать. Прошлое не исчезло. Оно таилось в полумраке, стоило лишь вглядеться, хорошенько прислушаться, и оно снова было здесь. Луговая трава в долине Стуры, звуки лета. Бег к реке. Голоса детей, кричавших: «Джанни! Сандро! Соня!» Капли холодной воды на коже, свет, запутавшийся в волосах Эстер. Еще дальше, в Сен-Мартене, журчание ручейка, ниспадавшего каскадами, скачущего вприпрыжку по главной улице. Всё это возвращалось, проникало в тесную каюту, населяло серый спертый воздух. Но потом корабль уносил всё по волнам, крошил в струе за кормой. Вибрация машин оказывалась сильнее, прошлое слабело и немело.

Потом из коридора доносился смех, ясный голос May, низкий и медлительный голос голландца. Слышалось: «Тс-с-с!..» Дверь открывалась. Финтан зажмуривался. Ощущал запах May, слышал шорох ткани, пока она раздевалась в темноте. Хорошо быть с ней, так близко, днем и ночью. Он чувствовал аромат ее кожи, волос. Как когда-то в ее комнате в Италии. Ночь, закрытые синей бумагой окна, гудение американских самолетов, летевших бомбить Геную. Он прижимался к May в постели, прятал лицо в ее волосах. Слышал ее дыхание, стук ее сердца. Когда она засыпала, появлялось что-то мягкое, легкое, дуновение воздуха, дыхание. Именно этого он ждал.

Ему вспомнилось, как он увидел ее нагой. Это случилось летом, в Санта-Анне. Немцы подошли совсем близко, из долины сквозь закрытые ставни слышался гром пушек. Стояла жара. Финтан тихонько приоткрыл дверь комнаты. На постели, поверх простыней, лежала May, совсем голая. Ее тело казалось огромным, белое и худое, с выступающими ребрами; темнели черные кустики волос под мышками, пуговки сосков, треугольник на лобке. Тот же серый воздух, что и в каюте, та же духота. Стоя перед приоткрытой дверью, Финтан смотрел. Ему вспомнился ожог на лице, словно это белое тело испускало лучи. Потом он отступил на пару шагов, не дыша. На кухне с жужжанием бились в стекло мухи. Еще была вереница муравьев в раковине, и капало из медного крана. Почему он вспоминал все это?

«Сурабая» была большим стальным ящиком, который уносил его воспоминания, пожирал их. Гул машин не смолкал ни на миг. Финтан представлял себе блестящие шатуны и оси в чреве корабля и два винта, что крутились в противоположные стороны, рубя воду. Все было унесено. Они плыли, быть может, на другой конец света. Плыли в Африку. Оставались только имена, которые постоянно были у него на слуху, такие знакомые и пугающие. May произносила их нараспев: Онича, Нигер, Онича. Так далеко, на другом конце света. И еще этот человек, который ждет. Джеффри Аллен. May показывала письма. Читала их как молитву или заданный урок. Останавливалась, смотрела на Финтана, блестя глазами от нетерпения. Когда вы будете в Ониче. Я вас жду обоих, я вас люблю. Она говорила: «Твой отец написал, твой отец сказал…» Этот человек с той же фамилией. Я вас жду. И каждый оборот винта в черной воде океана хотел сказать то же самое, повторял эти пугающие и знакомые имена: Джеффри Аллен, Онича, Нигер; эти притягательные и угрожающие слова: я вас жду, в Ониче, на берегу реки Нигер. Я твой отец.

Было солнце и море. «Сурабая» казалась неподвижной на бесконечно плоском море, неподвижной, как стальной замок на фоне почти белого, лишенного птиц неба, пока солнце клонилось к горизонту.

Неподвижно, как небо. День проходил за днем, а кругом было только это твердое море, воздух, двигавшийся со скоростью корабля, солнце, ползущее по листам железа. Взгляд, упиравшийся в лоб, в грудь, обжигавший тело внутри.

Ночью Финтан не мог спать. Сидя на палубе в том месте, где чуть не потерял сознание в первый вечер, глядел на небо, высматривая падающие звезды.