Они узнали друг друга - [2]

Судья со сдержанной улыбкой спросил заседательницу, нет ли у нее других вопросов, и, получив в ответ сердитое «нет», пригласил обвиняемого продолжать.

— Больной отказался от мяса. «Я скорее умру, — заявил он, — чем стану есть эту падаль». Я решил перехитрить упрямца и вводил ему мясо в желудок зондом. Он так и не узнал, каким «лекарством» мы тогда лечили его. Андросов стал поправляться: одна каверна уменьшилась, а другая вовсе исчезла, и вдруг жена увезла его в клинику терапевтического института. Там пневмония сгубила его…

Заседательница нетерпеливо хлопнула рукой по столу и снова остановила врача:

— Значит, вы не отрицаете, что действовали вопреки воле больного? Вы забыли, что…

— У постели больного, — перебил ее врач, — я никогда ничего не забываю. Я отдавал себе отчет, что в этой стадии болезни больные меньше страдают от туберкулеза, чем от его последствий. Сырое мясо или сок его могли серьезно укрепить организм.

— Откуда эта уверенность? — все более повышая голос и не скрывая своего раздражения, спросила заседательница.

— Откуда? — удивился обвиняемый. — Ведь я это делаю не впервые.

— Не впервые! — протянула удивленная заседательница.

Судья перегнулся к ней, что-то шепнул и, обращаясь к обвиняемому, спросил:

— Не объясните ли вы нам, почему вдруг увезли Андросова из больницы, ведь он как будто стал поправляться?

Ответа не последовало, обвиняемый промолчал.

— Вы, может быть, ответите, почему жена Андросова обратилась с жалобой к прокурору?

Обвиняемый снова промолчал.

Если бы судья был немного наблюдательней, он увидел бы, что врач и женщина в меховом жакете, сидевшая в первом ряду, в тот момент переглянулись. И еще бы заметил, что выражение уверенности на лице обвиняемого сменилось болезненной усмешкой.

Заседательница хотела было вмешаться в разговор, но судья взглядом остановил ее. Она порядком ему надоела. Надо же, чтобы в такой трудный день именно ее прислали сюда. В последнее время ему приходилось много работать, минувшую ночь он провел до утра в совещательной комнате, готовил мотивированные решения по гражданским делам, сроки которых истекали. От усталости слипались глаза и в голове до сих пор стоял шум. Передохнуть не удалось: в суд были вызваны свидетели, доставлен юноша под стражей, собрались заседатели, и сразу же пришлось сесть за стол. Особенно истомило его одно дело, неожиданно затянувшееся надолго. Паренек лет двадцати, подделав подпись на бюллетене, получил по нему дополнительное освобождение от работы. Все свидетельствовало против обвиняемого, но он так искренне и страстно защищался, что достоверное и бесспорное начинало казаться сомнительным. Дело, возможно, и довели бы до конца, если бы не озорная заседательница. Она сразу же поверила в невиновность паренька и всякого рода подсказками и наводящими вопросами запутала дело, и его пришлось отложить.

После бессонной ночи и напряженного дня судья выглядел скверно. Его большие синие глаза, неизменно живые и ясные, утратили свой блеск и, подернутые поволокой, выражали крайнюю степень усталости; смуглое лицо приобрело землистый оттенок. От тягостного ли чувства, связанного с минувшим делом, бессонной ли ночи или от навязчивых придирок заседательницы он почувствовал себя плохо и объявил перерыв.

Когда состав суда вновь занял свои места, молодая заседательница выглядела смущенной и некоторое время не вмешивалась в допрос обвиняемого.

— Вы дважды не ответили на вопросы, это ваше право, — сказал судья. — Суд хотел бы получить доказательства, что сырое мясо действительно укрепляет больной организм.

Ответить на это нелегко: слишком много пришлось бы вспоминать и рассказывать…

Случилось Лозовскому, в прошлом полковому врачу, быть свидетелем событий, весьма озадачивших его. Во вновь сформированной части, среди прибывшего пополнения из молодых и крепких новобранцев, возникли острые желудочно-кишечные заболевания и аппендициты. Трудно было тогда найти этому объяснение. То же самое повторилось и в следующем году с новым пополнением из жителей Кавказа. Лишь много лет спустя Лозовский понял причину: в пищевом рационе солдат не было сырых белков… Вся пища, как правило, была вареной.

Зимой 1943 года его направили в сыпнотифозный госпиталь, брошенный врагом. Из двух тысяч больных в живых осталось триста. С наступлением весны военнопленные врачи попросили разрешения заготовлять в сыром виде цикорий, обильно произраставший в тех местах. Они давали его больным в сыром виде три раза в день по полкотелка. Цикорий оказался более целительным, чем витамины и лекарства, — больные выздоравливали. Им очень помогли те четыре процента сырых белков, которые содержались в корне.

Нечто подобное повторилось в госпитале, отведенном для легкораненых. По странной случайности в нем чаще и серьезней болели выходцы из Средней Азии — туркмены, узбеки — и легко переносили болезнь или вовсе не заболевали украинцы. Объяснялось это следующим. Больным помимо прочего выдавали по пятьдесят граммов слегка прокопченной свинины. Солдаты — выходцы из Средней Азии — охотно обменивали непривычную для них пищу на сахар и хлеб. Это незначительное количество сырых белков и ограждало украинцев от болезни.