Они - [105]

— Очень хочу.

— Ладно. Тогда признаюсь. Я боюсь.

— Чего боишься?

— Что обманешь. Мне гарантию хорошо бы.

— Денег, что ли?

— Да. Только не обижайся.

— И сколько?

— Ты вообще знаешь, сколько девушки с моими данными берут?

— Не знаю, — соврал Володя. — Но я тебя хочу женой сделать или подругой хотя бы, а не любовницей за деньги.

— Я не собираюсь с тебя все время тянуть. Но один раз — для гарантии.

— Сколько.

— Три тысячи.

— Немало.

— Твое дело.

— Хорошо. Согласен. Но я тоже попрошу аванс. Сама понимаешь. И сейчас же.

— Прямо здесь, что ли?

— Зачем, домой ко мне поедем.

— Ладно. Но, извини, сначала деньги.

— Вот дома и рассчитаемся. Бл.., — влюбленно выругался Володя, — что со мной творится? Я ведь терпеть не могу расчетливых девушек! А тебе все прощаю.

— Я не расчетливая, я предусмотрительная.

Вечером Полина передавала деньги Васе.

— Ага, — сказал он. — Все-таки решила, чтобы наверняка?

— Да.

— Ну, отлично. Тебе как, труп сфотографировать или на слово поверишь?

— Поверю на слово.

— Особые пожелания будут?

— Какие еще пожелания?

— Ну, недавно тоже одна тетка попросила одного мальчика успокоить. Он ей изменил, а она обиделась. Но попросила, чтобы лицо не трогать. Говорит, хочу на него последний раз в гробу полюбоваться.

— Тьфу, придумываешь х... знает что!

— Если бы придумывал...

24

Самир наконец дождался ответа Тимура Ахмеджановича. Тот слегка прихворнул, работал в своем загородном доме, туда и позвал к себе Самира, что было и высочайшей честью, и знаком особой важности затронутого вопроса.

Этот дом с галереями, белый, с внутренним двором, напомнил Самиру о родине. Дожидаясь Тимура Ахмеджановича, который плавал в бассейне, Самир сидел в тени дикого винограда за столиком, куда ему принесли чай и фрукты, смотрел на два облачка, одиноко повисших в голубом небе, и ему подумалось: в природе все хорошо и правильно, зачем люди не умеют так же? Зачем портят себе и другим жизнь? Почему не умеют договориться?

Тимур Ахмеджанович появился.

— Позвоночник, — сказал он. — Врачи сказали — осторожная гимнастика и как можно больше плавать. Чувствую, буду жить в воде, как дельфин, мне только в воде хорошо.

— У меня отличный мануальщик есть, — сказал Самир из вежливости, понимая, что у Тимура Ахмеджановича свои мануальщики, самые лучшие. Тот подтвердил это, махнув рукой и сказав:

— Э!

Дескать, знаем мы этих мануальщиков-шмануальщков, никакого толка! И заговорил о деле.

— Странная история. Никто не говорит причин. Это даже подозрительно как-то.

— Может, у них кампания такая?

— Я бы знал.

— А что говорят, если не секрет?

— Говорят: обнаружили злоупотребления, вот и проводим мероприятия.

— Очень смешно, — деликатно улыбнулся Самир. — Почему тогда они их везде не обнаруживают?

— В этом и вопрос. Из твоих никто не насолил лично какому-нибудь местному начальнику?

— Нет.

— То есть причин на вас разозлиться не имеется?

— Не имеется. Все делаем правильно, платим что надо куда надо и кому надо. У меня есть мнение, Тимур Ахмеджанович.

— Говори.

— Я думаю, это армяне нашли ход. Не знаю, к кому, но нашли. Они давно хотят нашу стоянку купить. Они на этом месте заправку хотят поставить.

— Сам с ними не общался?

— Они давно не приходили. Я даже думал, почему не приходят? Ясно: армяне.

— Да, — согласился Тимур Ахмеджанович. — Больше некому.

— Точно они.

— Ну, тогда буду искать, на кого они вышли.

— Найдите, Тимур Ахмеджанович. А мы, конечно, с нашей стороны...

Тимур Ахмеджанович поморщился и поднял руку, прекращая слова Самира, суть которых знал наперед:

— А, перестань!

Действительно, зачем говорить об очевидном?

Часть IV Финал. Эпилог. Приложение

Финал

1

Юрий Иванович включал телефон раз вдень: позвонить жене и сказать, что командировка затягивается. Обычно она начинала его упрекать: уехал неожиданно, не предупредил, не говорит толком, где находится, что за секреты? Это должно было убедить Карчина в том, что Лиля скучает. Но он чувствовал, он слышал сквозь ее голос: ей одной вполне хорошо.

На этот раз Лиля сообщила с тревогой (потому что неприятности мужа могут обернуться неприятностями для нее), что несколько раз домой звонил разгневанный Линьков, ищет его, спрашивает, почему отключен мобильный телефон.

Карчин тут же перезвонил Линькову.

— Роман Валерьевич, это Карчин...

Линьков тут же закричал с мощью бывшего прораба, привыкшего перекрикивать шумы стройки:

— Это что за шутки, Карчин? Ты куда пропал?

— Да все элементарно! — заторопился Юрий Иванович. — Ехал по делам, аж в Вологодскую область понадобилось, попал в аварию, машину никак на ход не могли поставить, да еще такая дыра, что телефон из сети выпадает все время...

— А на поезде ты не мог добраться? Машину, что ли, стережешь? Ты сколько уже там?

— Да все уже сделали, уже еду фактически!

— Фактически или практически? — язвительно спросил Линьков, любящий цепляться к словам.

— Утром буду.

— Ну, смотри. Теперь давай объясняй, что произошло.

Карчин объяснил.

Линьков слушал, хмыкая и матерясь, слова Карчина будто убеждали его в чем-то. И вскоре он свое убеждение высказал. Он воспринял то, что Карчина оставили без поддержки, отдали на милость милиции, отняли у него функции распорядителя по проекту «Стар-трека» и все остальное не как репрессии против Карчина, а как прямой вызов ему, Линькову. Ибо, логично рассудил он, в его присутствии не посмели бы так обращаться с близким ему человеком. Но Линьков все поставит с головы на ноги и этим докажет, что с ним лучше не связываться. Если бы они знали о его перспективах, каждый в штаны тут же наложил бы, уже в который раз намекнул Линьков на свое скорое выдвижение в заоблачные высоты, откуда доносится лишь клекот орлов, а орлы у нас известно кто, причем в считаном количестве.