Они штурмовали Зимний - [48]

И тетя Феня начала распоряжаться. Она заставила женщин начистить картошку, испечь драчену и разогреть мясные консервы.

Наташа пошла за посудой в столовую; в буфете она нашла красное вино и настойки в графинах. Женщины хотели ужинать на кухне, но молодежь запротестовала: «Гулять так гулять!» Ребята с Наташей перенесли в кабинет стол, стулья, чтобы не было скучно Кате, и устроили пир. Даже больная выпила с ними большую рюмку вина и раскраснелась.

****

В эти же дни и Аверкин переехал на новую квартиру. Не успел он расположиться, как к нему явился старший дворник. Раскрыв на столе толстую домовую книгу, он взял перо, подвинул чернила и начал заполнять графу за графой.

Виталий знал, на какие вопросы надо отвечать при прописке. Ему, конечно, не трудно будет выдумать профессию и объяснить, что он живет на проценты с капитала. Но как быть с годом рождения? В паспорте четко написано: «1894 год». Да и по лицу видно, что ты призывного возраста. Пришлось признаться:

— От военной службы освобожден.

— По какой причине?

Попробуй скажи теперь кому-нибудь, что ты служил в царской охранке, — мигом донесет.

— По болезни, — ответил Виталий.

— А что у вас? — поинтересовался старший дворник, с явным подозрением оглядывая долговязого жильца.

— С глазами неладно, — солгал Виталий, — плохо вижу.

— А у других-то глаза вострые, — с хитроватой ухмылкой сказал дворник. — Их не обманешь, все разглядят. Дотошный пошел народ.

Он явно подозревал Виталия в дезертирстве.

Сунув дворнику пятирублевую бумажку и видя, что тот, взяв ее, избегает встретиться взглядом, Аверкин встревожился: «Предаст, донесет, гадина».

Несмотря на запрет, он поехал к брату. Всеволод встретил его упреком:

— Мы же договорились: без вызова не приходить.

— Я бы не приехал, но так получилось, что меня

могут заподозрить в дезертирстве.

Рассказав о приходе старшего дворника, Виталий спросил:

— Как мне быть? Не скажу же, что работал в охранке…

— Подожди, — перебил его брат. — Дай сообразить. Садись сюда. Всеволод с расстроенным видом заходил по комнате, теребя мочку правого уха.

— Сделаем так, — наконец сказал он. — Я попытаюсь устроить тебя в контрразведку. Пойдешь?

— Что ж поделаешь, придется, — с унылым видом ответил Виталий.

— Не бойся, на фронт не пошлют. У меня теперь солидные связи. К самому министру — Александру Федоровичу Керенскому — могу обратиться, — не без бахвальства сказал Всеволод. — Я ему оказывал кой-какие услуги. Александр Федорович ведь был юрисконсультом торгового дома «К. Шпан и сыновья». А эту фирму не зря подозревали в шпионаже и аферах. В прошлом году Шпаны попались. Я лишь намекнул Керенскому о грозящей ему опасности, и он понял меня с полуслова. Ловчайшего ума человек! Почти сухим выскочил из очень неприятной истории. К счастью, он не забывчив. Мне прочат пост товарища прокурора либо советника по особо важным делам.

Всеволод, оказалось, не хвастался: через два дня Виталия нарочным вызвали в контрразведку, зачислили в агенты и оставили в Петрограде до особых распоряжений. Теперь он мог разгуливать в военной форме и без опасений показываться всюду.

«Надо хоть оставшиеся дни повеселиться, а то ведь скоро загоняют, — размышлял Виталий, выйдя на Невский. — Но с кем?»

Он знал, что Алешина больна. Неделю назад он заглянул в подвальное окно и решил: «Пока заходить не стоит, пусть нужда покрепче прижмет ее». А теперь время прошло и не мешало бы закинуть крючочек с приманкой. Алешина, конечно, голодает. Откуда у работницы деньги на болезнь? Надо только все сделать благородней. Мол, от неизвестного благодетеля.

Дойдя до Малой Садовой, Аверкин зашел в ресторан Федорова, разделся, сел за столик и, подозвав официанта, с видом богатого человека сказал:

— Э-э... любезнейший, первым делом устрой мне корзиночку на вынос: десяток филипповских пирожков, пяток груш, парочку апельсинчиков и сверху — конфет хороших. Потом — посыльного сюда. А заодно, конечно, — графинчик коньячку с лимончиком и сообрази селяночку получше.

Официант, предчувствуя хорошие чаевые, склонил голову.

— Для вас — в наилучшем виде-с, — подобострастно заверил он и семенящей походкой поспешил выполнять заказ.

Аверкин написал на листке адрес Алешиной, закурил и по старой привычке стал прислушиваться, о чем говорят за соседними столиками.

Впереди сидели раскрасневшиеся купцы-гостинодворцы. Подливая водку щеголеватому офицеру интендантской службы, они с озабоченными лицами что-то нашептывали ему, а офицер, уже заметно охмелевший, уверял их:

— Небеспок! Если Чуйко сказал, значит, — отрезано, назад команды не будет.

— И хотелось бы насчет хромового товару... — заискивающе просил купец с красной лоснящейся физиономией.

— А обеспекция? — коверкая слово, спросил интендант и, потерев указательным пальцем о большой, не засмеялся, а как-то закудахтал.

— Боже мой, да пренепременно! — воскликнул обрадованный купец и полез в боковой карман.

Аверкин видел, как гостинодворец вытащил пачку кредиток и сунул их под столом интенданту в

руку.

«Взятки берет, — определил Виталий и тут же подумал: — А нельзя ли и мне поживиться? Если намекну, кто я такой, то он, конечно, струсит и поделится. Надо попробовать, авось пройдет». Но в это время перед его столиком появился посыльный с красиво упакованной корзинкой.