Они шли с Васко да Гама - [7]

Три дня вслед за этим Шон просидел за столом, чертя карты. Одна была картой небес в момент рождения короля Маноэля. На другой были изображены звезды, как они были в ту ночь, когда король посылал за Закуто. Третья показывала, как можно обойти вокруг Африки и попасть в Индию. Она показывала также, по словам Закуто, насколько легче было бы доставлять пряности в Лиссабон на одном и том же корабле, чем везти их в Венецию то кораблем, то караваном по суше, то опять кораблем.

Шон, только что окончивший вычерчивать набросок Закуто, изображавший западный берег Африки до мыса Доброй Надежды, сказал:

— Тут между Африкой и Индией большое пространство, о котором мы ничего не знаем. Что мне там нарисовать, — морских чудовищ?

— Держись подальше со своими морскими чудовищами, — отрезал Закуто. — Разве тебе нужно пугать короля? Нарисуй кораблики и красивых дам, выдувающих ветер из золоченых рогов. И нарисуй на суше побольше слонов и несколько черных дикарей, украшенных золотом.

Шону нравилось рисовать золотом и красками. Обычно Закуто не любил тратить деньги на это, но сейчас он повторял:

— Побольше киновари, это придает богатый вид. Теперь хорошей синей краски для моря. Нарисуй в углу цветов и раковин. Давай побольше золота. Не каждый день мы чертим карты для королей!

Шон работал до тех пор, пока у него не заболели глаза и не онемели пальцы. Наконец, Закуто остался доволен. Три больших листа пергамента сверкали золотом и яркими красками.

— Это самые лучшие, — заявил он, сворачивая их. — Я был когда-то Королевским Астрономом и могу сказать, что не видел лучших.

— Они были бы еще лучше, если бы их чертил Деннис, — ответил Шон.

— Ох, этот замечательный Деннис! Сделать тебе предсказание о нем, Шон?

Шон положил свою болевшую голову на усталые руки и пробормотал:

— Надоели мне предсказания и звезды!

— А что, если я скажу тебе, что видел в звездах, как отворяется тюремная дверь и как оттуда выходит высокий молодой человек с черными волосами и глазами, как изумруды, и с коробочкой для перьев и чернильницей у пояса?

— Не верю, — возразил Шон. — Вы всегда говорили мне, что еврей ничем не может помочь ему. Что если вы попробуете, то только сами окажетесь в тюрьме, а палач будет выламывать вам пальцы на ногах раскаленными клещами.

— Быть может, времена изменились. Веселей, мальчик! Если королю понравятся наши карты, то мы сможем попросить у него какой-нибудь милости и для тебя.

— Он, верно, и не посмотрит на них, — простонал Шон.

Рахиль Закуто, поднимавшаяся наверх, остановилась в дверях и заметила:

— Что с Шоном? Он всегда был таким веселым.

— Шон устал, — ответил ее отец.

— Слишком устал, чтобы идти с этим черноглазым, длинноногим мальчиком? Он ждет внизу. Король хочет видеть вас обоих, и собаку тоже.

Шон вскочил, забыв свою головную боль и мрачное настроение.

— Что ты держишь в руках? — спросил астролог у дочери.

— Новый костюм Шона, — ответила она, положив его на стол.

— Я… у меня нет никакого нового костюма! — вскричал Шон, глядя на коричневый бархатный холмик. — Это ошибка!

— Тебе приказано надеть его поскорее, — сказал, улыбаясь, Закуто. — Нет, не благодари, — прервал он, когда мальчик начал бормотать что-то. — Просто мне полагается, идя во дворец, иметь хорошо одетого помощника. Кроме того, мой родич Самуил, портной, сделал его за полцены. А бархат я получил даром, от Исаака бен Абрахама, за предсказание, которое ты сделал его дочери. Помнишь, ты сказал, что на корабле приедет черный человек и что в доме будет свадьба? Конечно, из Фландрии пришел корабль, а на корабле жених… и бархат тоже. Так что спеши, Шон, ибо короля нельзя заставлять ждать.

Шон чувствовал себя так, словно весь Лиссабон должен был смотреть на его новую бархатную куртку с широкими рукавами, на обшитый золотом камзол и штаны, так хорошо охватывающие ногу у колена. Была даже бархатная шапочка с отогнутым краем, едва державшаяся на его рыжих волосах. Коннамар все время обнюхивал новые бархатные башмаки своего хозяина. Ему не хватало Шоновых босых ног и старых кожаных сандалий.

Король Маноэль был одет лучше, чем в первый вечер, но рядом с шедевром Самуила платье короля, из черного атласа с горностаевой оторочкой, казалось Шону старомодным. Голос короля поднялся до возбужденного визга, когда он увидел карты, развернутые на столе в его кабинете. Шон ожидал, что кабинет будет роскошным помещением, но увидел только комнатку с полинявшими, изорванными шпалерами, с грязным ковром, лишь отчасти закрывавшим каменный пол, со столом, заваленным бумагами. Там и сям висели карты, криво приколотые к шпалерам. Поверх бумаг на столе стоял поднос с несколькими серебряными тарелками: на подносе лежала баранья кость, обгрызанная почти дочиста.

— Жаль, что вы запоздали, чтобы разделить со мною завтрак, — сказал король, — но пес, по крайней мере, может получить кое-что.

И он бросил баранью кость к очагу. Коннамар подошел и погрыз ее, но без особого интереса. Он привык получать кости, на которых было побольше мяса. После этого акта гостеприимства король произнес нетерпеливо:

— Твои поиски, Закуто… К чему привели они?