«Онейрос» - [9]

— Нет, — ответил Фел. — Я не могу за вами следить, у моих мыслей совсем другое направление, словно мы представляем два разных человечества.

— Хорошо, — сказал Гаран. — Я выражусь яснее. Счастье — это эвфемизм. По сути, как вы сами признались, вы раздаете лишь его ингредиенты доброту, щедрость, радость и т. п., неравномерно распределенные среди смертных. Причем, не случайно, ибо природа может жить лишь неравенством. Если бы все животные были плотоядными, живая жизнь должна была бы угаснуть. Если бы не существовало положительного и отрицательного заряда, электрическая искра не могла бы возникнуть. Если бы существовало только счастье, оно практически было бы аннулировано отсутствием страдания. Социальное неравенство также является законом развития. В то время как одни трудились и воспроизводились, обеспечивая рабочую силу, другие мыслили или оплачивали мозг, предназначенный для того, чтобы мыслить или производить прекрасное… А вы, распространитель вредоносной щедрости, заставляете тех, кто имеет хорошее настроение, давать его тем, кто его не имеет, то есть обкрадывать самих себя в пользу других. Результат: самоубийство двух братьев Леви, которые не могли удовлетворить растущие требования клиентов, самоубийство Августа Робалы, Дарды и еще стольких других. И их моральный убийца — Фел Дунла.

— Я начинаю вас понимать, — мрачно заметил молодой человек. — Но я не слышал, чтобы среди самоубийц был хотя бы один бедняк.

— О, социальные идеи! Я этого ждал… Но можно вас спросить, что будут делать ваши бедняки, когда, проснувшись в одно прекрасное утро, они окажутся перед крахом, более жестоким, чем кризис 29 года, когда фабрики, магазины и предприятия закроются одно за другим и когда безработица покажет им настоящее лицо благодетеля, выбрасывающего их на улицу? Я вам отвечу. Они будут один за другим кончать самоубийством так же точно, как и плутократы братья Леви. И их убийцей, действующим в тени, будет тот же человек — вы.

И словно желая поставить точку, председатель административного совета заводов Гар энд Гу хлопнул ладонью по толстому стеклу письменного стола. Фел молча посмотрел на его сухую руку с длинными пальцами и ухоженными ногтями. И, сам того не заметив, вздохнул.

— Вы хорошо говорите, господин председатель, — начал он медленно и неуверенно, словно извлекая слова, одно за другим, из темного угла, где они были свалены в кучу. — Вы хорошо говорите, но не знаю, так же ли хорошо вы мыслите… Видите ли, покидая лабораторию, я становлюсь неловким, как ребенок… Вы говорите, социальные идеи… Сейчас я впервые пожалел, что никогда ими не занимался.

— Я не говорил, что у вас только одни недостатки, — улыбнулся Гаран.

Фел взглянул на него с трогательной серьезностью.

— Нет, у меня есть не только недостатки, — ответил он после небольшой паузы, во время которой — как понял его собеседник — он серьезно обдумал этот вопрос. — Но боюсь, что мы по-разному оцениваем и достоинства и недостатки… Я не могу уловить порочт ное зерно ваших рассуждений, хотя и чувствую его за вашими аргументами. Неравенство, может быть, и закон, но неравенство неравенству рознь. Различия умов будут существовать всегда. Но должны ли мы поэтому увековечить и различия состояний? Претензии на благородство кажутся нам сегодня нелепостью, ибо революция положила конец этому ненужному неравенству. Но не сложилось ли подобное же положение и в других областях?

Хубт Гаран закурил сигару, не протягивая коробку Фелу. Молча следя за ним, молодой человек понял, что в его собеседнике происходят какие-то перемены.

— Я считал вас человеком порядка, господин Дунла, и говорил с вами соответственно, — сухо сказал председатель, быстро выдыхая кольца дыма, которые полетели к Фелу вместе с его словами. И молодой инженер вдруг почувствовал, что перед ним уже не человек, а странная говорящая машина, движимая душистыми парами. — В нашем свободном мире реформы призваны постепенно исправлять недостатки социальной организации. Я не собираюсь вставать на почву диверсии и не советую этого делать и вам!

Угроза прозвучала недвусмысленно… Фел взглянул на застывшее лицо председателя.

— И все это лишь потому, что я хотел дать людям радость!.. — прошептал он. — Как умел… может быть, по-детски… И вдруг — при виде все столь же неподвижного лица своего собеседника, спокойно пускавшего кольца дыма, он вспылил: — В конце концов, чего вы от меня хотите? Собираетесь уничтожить мое открытие? И за это предлагаете мне деньги…

— Вы опять торопитесь, молодой человек, — сказал Гаран, выпуская очередной клуб дыма. — Вы забыли, что я предложил вам зарегистрировать открытие на имя заводов Гар энд Гу.

Фел, пораженный, схватился руками за голову.

— Нет, я сойду с ума, — застонал он. — Я сойду с ума!.. Ведь вы сами сказали…

— Что вы направили свои усилия по неверному руслу, дорогой. Но я предполагаю, что вы можете создавать и другие сны…

Их взгляды на минуту скрестились. В кабинете царила мертвая тишина словно он, подобно кабине фуникулёра, был подвешен где-то между небом и землей.

— Другие сны… — прошептал Фел.

Он представил себе, как, сидя у себя на чердаке, выпускает в ночь сон, придуманный этой машиной с сухими руками и мертвым взглядом. Сон, который заставит потухнуть и увянуть все, что он хотел пробудить в людях…