Она умерла как леди - [7]

«Внимание! Опасность!» – твердил мне внутренний голос.

– Доктор Люк! – окликнула меня Рита.

Если бы не это, я бы не остановился, притворившись, что не заметил их. Они могли мне подыграть, но им не позволила совесть.

Я повернулся. У меня кружилась голова, а голос звучал хрипло от потрясения и пережитого гнева.

– Кто-нибудь есть в беседке? – отозвался я с таким лицемерным удивлением, что был готов пнуть себя ногой.

Рита вышла наружу. Теперешний цвет ее смуглой кожи, особенно под глазами, демонстрировал скорость, с которой колотилось ее сердце. Она тяжело дышала, потихоньку отряхивая юбку. Ее светлый твидовый костюм и белая блузка были измяты. Позади в дверном проеме маячил Салливан.

– Мы… мы были в беседке, – сказала Рита.

– Разговаривали, – уточнил ее компаньон.

– Мы уже собирались вернуться…

– Но нам нужно было поговорить. Знаете, как это бывает…

Барри Салливан закашлялся. Сейчас он выглядел неоперившимся юнцом. Конечно, Салливан был красивым парнем, несмотря на безвольный подбородок. Но вся его самоуверенность, которую я видел год назад, испарилась – он был испуган не меньше Риты и готов ко всему.

Ветер шевелил плющ на стенах беседки. Эмоциональная температура между Ритой и Салливаном подскочила до такой степени, что страсть обволакивала их, как туман, от которого они не могли избавиться. С неба упала капля дождя, за ней еще одна.

– Не помню, знакомы ли вы с Барри, – продолжала Рита дрожащим голосом. – Хотя вы, кажется, присутствовали при нашей первой встрече? Барри, это доктор Люк Кроксли.

– Здравствуйте, сэр, – пробормотал Салливан, переминаясь с ноги на ногу.

– Я хорошо помню мистера Салливана. – Мне не удалось удержаться от язвительных ноток. – Кажется, он один из наших самых многообещающих актеров Вест-Энда?[7]

Красивый лоб Салливана наморщился.

– Я? – воскликнул он, хлопнув себя по груди.

– Конечно! – отозвалась Рита. – Или скоро будешь им.

Парень смутился еще сильнее.

– Я не хочу плавать под чужим флагом, сэр, – сказал он.

– Не сомневаюсь, мистер Салливан.

– Он имеет в виду… – начала Рита.

– Что, дорогая моя?

– Я никогда не играл в Вест-Энде, – объяснил Салливан. – У меня была только пара провинциальных ангажементов, да и то не слишком удачных. Последние два года я продавал автомобили, работая на фирму «Лоутер и сын». – Его глаза с темными впадинами под ними устремились на Риту. – Я не достоин…

– Опять! – прервала Рита. – Не говори так.

Они пребывали в таком состоянии, что запросто могли выложить все начистоту (по крайней мере, так мне казалось тогда), если бы Барри внезапно не заметил, что начинается дождь. Он посмотрел на небо, потом на свои безукоризненные серые фланелевые брюки и спортивную куртку с шелковым шарфом, завязанным узлом и засунутым за воротник рубашки, и его смущение приобрело форму преувеличенной активности.

– Я должен внести в беседку пляжные кресла, – заявил Салливан. – Они уже побывали под дождем. Прошу прощения.

– Дорогой, ты промокнешь! – воскликнула Рита с такой страстной наивностью, что это выглядело бы забавным, если бы дело не достигло той стадии, когда что-то должно было произойти.

Я направился с Ритой к парадной двери бунгало. Она судорожно сплетала пальцы рук. От нее исходил запах алкоголя.

– Я не могу этого выносить, – тихо сказала она. – Мне лучше умереть.

– Не болтайте вздор!

– А вы уверены, что это вздор, доктор Люк? Мне так не кажется.

– Это не важно. Просто скажите, что за игру вы затеяли.

– Значит, вы видели нас в беседке? Так я и думала. Ну, мне все равно.

– Я говорю не о беседке. Меня интересует, кто перерезал телефонные провода.

Рита резко остановилась, сдвинув тонкие брови. Выражение ее лица было настолько ошеломленным, что я не мог сомневаться в ее искренности.

– О чем вы? Я не перерезала никаких проводов. Я ничего о них не знаю. – В глазах Риты мелькнуло любопытство. – В нашем доме перерезали провода? Что, по-вашему, это значит?

Не дав мне шанса ответить, она открыла дверь и вошла.

Большая гостиная бунгало была освещена, как и столовая позади нее. Обитая белым и голубым атласом, на котором играл мягкий свет ламп под желтыми абажурами, гостиная не обнаруживала никаких признаков упадка или пренебрежения. Над камином висел портрет Риты, написанный Полом Феррарсом. Медные подставки для дров сверкали, на полу лежали плотные ковры, а на столике сбоку стояли бутылка и сифон.

Алек Уэйнрайт сидел возле приемника, держа в руке стакан виски с содовой.

– Э-э… привет, дорогая моя, – пробормотал он и сделал глоток, который, казалось, согрел его. – Мы искали тебя.

– Барри и я были на теннисном корте, – сказала Рита.

– Хорошо провели время?

– Да. Ты уже установил затемнение? Не забывай, что у Марты свободный вечер.

– Твой маленький муженек все сделал, дорогая, – отозвался Алек, вертя в руке стакан. – Этим вечером мы отлично позабавимся.

Рита походила на королеву из трагедии. С большим трудом ей удавалось скрыть стиснутые зубы. Казалось, она разрывается между искренней нежностью к Алеку, который делал явные усилия выйти из ступора, и столь же искренним желанием запустить в него чем-нибудь. Первое чувство одержало верх. Рита заговорила спокойно и даже ласково: