Она развалилась. Повседневная история СССР и России в 1985—1999 гг. - [33]

Однако связной политической программы не было, значит, нельзя было конвертировать эту энергию ни во что политическое. С таким багажом попасть во власть просто невозможно – это была лишь попытка втянуть народ в драку на основе идеологических иероглифов, не расшифровывая их даже для себя. У нас даже главный внутренний лозунг был "Светлый хаос против темного порядка!" Лимонова не интересовала никогда политика – его интересовала крутизна, понятая через поэтическое переживание жизни. В отличие от Дугина, превратившегося из андеграундного философа в околокремлевского аналитика, Лимонов остался прежним, даже в общении.

На девяносто шестой год были намечены президентские выборы. В НБП вспомнили, что мы партия. Кто-то предложил поддержать Зюганова, ну типа он ведь тоже коммунист. Но у Лимонова возникла авангардистская идея поддержать пожилого штангиста Юрия Власова. Это был олимпийский чемпион, шестикратный победитель чемпионата Европы, которого даже Арнольд Шварценеггер уважал. Но по политическим взглядам тяжелоатлет был православным клерикалом, и ему донесли, что Лимонов-то писал в своей знаменитой книге о сексе с негром.

В итоге возникает еще более авангардная идея – поддержать Ельцина, мы ведь такие парадоксальные революционеры. С другой стороны, я мог тогда каких-то вещей не понимать, но мы же пять лет бесплатно занимали подвал в жилом доме, где жили одни чекисты. Там сделали кабинет Лимонова, зал для собраний, качалку, магазин, библиотеку, приемную знакомого экстрасенса, возвращавшего мужей и снимавшего запой, поставили станок для печатания листовок, но из-за обширных размеров подвала всё равно не смогли освоить до конца – часть помещений так и принадлежала тараканам и крысам. Когда же Лимонова спрашивали, как удалось договориться, то отвечал он всегда уклончиво.

В девяносто восьмом году в партии случился разлад: люди, ассоциировавшие себя с Дугиным, и люди, ассоциировавшие себя с Лимоновым, перестали друг друга понимать. Это был не идеологический раскол на правых и левых, это была разница в стиле жизни. Если Лимонов тяготел к прямому действию, то сторонники Дугина больше к чтению лекций и изданию журналов. Изначально же предполагалось, что сначала интеллектуальное развитие, а уже потом весь уличный героизм.

Реклама

После разногласий мы всей компанией ушли от Лимонова и в Музее Маяковского организовали Евразийский университет, где я читал курс лекций про информационную войну и пиар. Всё это денег не приносило, деньги надо было найти где-то в лесу, и вскоре Дугин нашел такой лес. Он стал воздействовать на известного олигарха Александра Таранцева, владельца фирмы "Русское золото"[32]. Он просидел под домашним арестом в США, и ему нужно было изменить такой имидж, по-другому себя подать. Мы пришли туда параллельно с "черным вторником" девяносто восьмого. На собеседовании обещали 2000 долларов – платили вдвое меньше, но это меня не расстраивало.

"Мы расширяем свой бизнес в России, потому что ставим на ее возрождение. Русское золото – это русские люди", – под таким слоганом стали развивать рекламную стратегию. Вот проводили люди Таранцева фестиваль против наркотиков – пишем тексты, поддерживаем иконописные мастерские, снимаем сюжеты. Немало денег было вложено в Храм Христа Спасителя. Продвигали спонсированный Таранцевым мультфильм "Незнайка на Луне" – нередко всё делали в полном чаду, в измененном сознании. Был у него свой "Всемирный русский канал", вещавший на Европу, – предтеча сегодняшнего пропагандистского канала Russia Today. Для рекламы телеканала сняли крестный ход с колокольни, пририсовали логотип и лозунг "Главное богатство России – люди!" Я чувствовал себя настоящим героем пелевинского "Дженерейшн Пи": Литинститут, реклама, психоделики, магия и спиритическая связь с Че Геварой.

Мы были генеральным спонсором Петербургского экономического форума в Таврическом дворце – туда приезжал глава МВФ. Я ради этого даже купил в секонд-хенде подержанный пиджак, на работе же ходил в самодельной майке Eat the rich с Лениным и скрещенными костями. С тех пор в трудовой книжке осталась запись "аналитик-стилист", следующая – "Ультра. Культура", и никаких других нет. Все эти интриги и политтехнологии девяностых – это явно не тот период, которым стоит гордиться. Я чувствовал, что моя жизнь – это цепь компромиссов, оправданность которых вызывает перманентные сомнения. Выйдя из офиса "Русского золота", я ехал в протестный лагерь шахтеров, требовавших отставки Ельцина, и рассказывал им о Мао Цзэдуне. У меня было определенное расщепление. К тому времени перед глазами стоял пример Андрея Исаева, который после профсоюзов стал выступать сначала за социальноориентированный бизнес, потом стал важным человеком у Юрия Лужкова, которого в истеблишменте считали левым за разговоры об экологии и вреде корпораций. В итоге сейчас Исаев в "Единой России".

Я же стал придумывать коллекции костюмов "тюрьма" и "власть" для известного стриптиз-клуба "911" по мотивам философа Делёза и книги "Надзирать и наказывать" Фуко. Костюмы шила моя тогдашняя жена, которая работала реставратором тканей в музее Кремля. Параллельно я делал вкладку "Евразийское вторжение" в "Завтра", потом антиглобалистский сайт