Как-то вспомнился знакомый офицер, который в её присутствии кричал на денщика: «Ка-а-кое мне дело до того, что ты встретил земляка? Ты — солдат и прежде всего должен исполнить то, что я тебе приказываю»…
Но она не была солдатом, а лишь очень хорошенькой барышней, и тем не менее чувствовала, что и над нею висит дисциплина, иногда гораздо более суровая, чем военная.
Случалось, что ей слышался какой-то неведомый, но чрезвычайно знакомый голос, который будто кричал в самые уши: «Ка-а-кое мне дело до того, что тебе грустно? Ты барышня из общества, и раз я с тобой разговариваю, ты прежде всего должна быть приветливой и кокетливой»…
Всё своё существование приходилось разделять на: «моя красота» и «моё личное я». И был только один человек на всём свете, который не разделял этих двух понятий, и только с ним чувствовалось одновременно и весело, и счастливо, и что она не одна… Через три дня она его увидит.
Таким ли он остался чутким, способным видеть глубже, чем другие, и любить не за одну внешность?
Одохнуть бы возле него…
А если он принадлежит уже другой женщине? Или — ещё ужаснее — другой жизни, полной условностей, неискренности и нежелания понимать, что и у самой красивой женщины не одно только тело стремится к ласке и вниманию!
«А-а-а-а!..» — поют где-то под полом колёса, точно убаюкивают.
К северу несётся поезд, но там будет теплее и существование, может, наступит иное.
Не хочется верить, что, до самого конца жизни, вместо счастья будет только одна его плохая подделка.
1906
