Она как все или Wild Thing - [8]

Муза. Ну, скажи... губы или глаза?

Феофан. И губы, и глаза... и пятки.

Муза. Разве у меня некрасивые глаза?

Феофан. Очень... какого-то там летнего цвета...

Муза. А грудь... разве тебе не нравится целовать мою грудь?... ты же любишь целовать соски мои... Нет разве?

Феофан. Ну да чего ж не любить то.

Муза. А бедра? Чтобы с внутренней стороны...

Феофан. Ну и бедра... можно и с внутренней, можно и с внешней.

Муза. И плечи, и подмышки. И попку. И...

Феофан. Ну да. И ее, а как же... И подмышки с внешней.

Муза. Да нет же, с внутренней!

Феофан. Э-э-э... то есть, ага, с внутренней.

Муза. И еще там.

Феофан. Знаю я. И там, и тут.

Муза. Да... А пупок?

Феофан. Ха. Можно.

Муза. Оу... давай покушаем...

Феофан. Да сыт я. Пока неохота.

Муза. Ну, тогда немножко коньячку...

Феофан. Попозже, немного попозже.

Муза. Но я сейчас всего хочу!

Феофан. Занялась бы хоть чем-то, что ли.

Муза. Чем? Чем же мне заняться?

Феофан. Почитай... поспи... поешь... посмотри телевизор... в кино сходи... или на концерт... В музей. В цирк.

Муза. Ты разве не пойдешь со мной?

Феофан. Занят я, понимаешь. Занят.

Муза. Ты забыл разве, как мы с тобой недавно чудесно сходили в кино...

Феофан. Ну, помню... фильм, правда, не припомню какой-то мы смотрели...

Муза. Какой-то... Ты так целовал меня тогда везде... Мне теперь лень идти в кино одной.

Феофан. Ха.

Муза. Оу.

Феофан. Ну, ты ведь иногда что-то записываешь в тетрадку свою.

Муза. Оу. Да в мою сафьяновую тетрадку, которую ты мне подарил.

Феофан. Ну вот... в сафьяновую хотя бы. Это же твой дневник.

Муза. Да, это мой новый дневник. И я хорошо помню как в тот день, когда ты мне его подарил, шел дождь сильный, часов девятнадцать с половиной подряд и мы никуда не пошли, и занимались любовью до пяти утра... оу... или даже до дольше.

Феофан. До пяти? Ты все так помнишь.

Муза. Конечно же, помню. А ты разве нет?

Феофан. Да помню я все, помню! Но вот дневник... дневник нужно каждый день пополнять новыми... Мыслями. Фактами. Аналогиями.

Муза. Я ведь ни о чем особенно и не думаю.

Феофан. Новыми наблюдениями, идеями разными.

Муза. Оу.

Феофан. Да! Иначе что же... пиши, набивай руку, погляди в окно, опиши комнату... погоду... кажем вот так: шел дождь. Стемнело... Я поела сардельки с вермишелью отварной, выпила стаканчик легкого вина. Включила телевизор. Дождь прекратился. Кофе. Выключила телевизор. Выкурила сигаретку. Все бросают курить, но вот мне не хочется. Стемнело уже. Пора и спать. Приму душ, выпью перед сном зеленого чаю. Или кофе три в двух. Немного легкой музыки на сон грядущий... Блэк Саббат, Прокофьев, John Zorn... грамм двести тридцать секса... или даже... нет, нет, это в другой раз.

Муза. Оу! Почему?!!

Феофан. Это потом. Теперь можно спать ложиться.

Муза. Но ты читал ведь некоторые из моих дневниковых записей и потом сказал, что это достаточно слабо.

Феофан. Вот и работай над собой.

Муза. Лень мне!

Феофан. Ну, тут уж это.

Муза. Может быть, в гости сходить?

Феофан. Сходи, конечно, сходи.

Муза. Куда? К Эрнсту или к Петру?

Феофан. Нечего тебе у Петра делать!

Муза. Оу!

Феофан. Эрнст уехал. В Лондон или в Москву. В Берлин. В Каргополь. В Приозерск. Дела там у него... якобы важные...

Муза. Почему нельзя к Петру?

Феофан. Что там, у Петра у этого? Что?

Муза. Он иногда неплохо играет на гитаре. И поет.

Феофан. Но ты не почерпнешь там, у Петра, ничего полезного и интересного.

Муза. Но я не собираюсь ничего вычерпывать. Не за этим хожу в гости.

Феофан. Интересно как. Зачем же?

Муза. Общаться... развлекаться... (Перед зеркалом.) А я не толстая?

Феофан. Нет.

Муза. Разве я не красивая?

Феофан. Красивая... очень... да...

Муза. Оу! Ты не смотришь на меня!

Феофан. Да смотрю я... где же сигареты... ты все выкурила...

Муза. Оу... ну я не знаю.

Феофан. Ну как же это так все... человек ест, курит, отдыхает, спит... и ничего больше не надо ему.

Муза. Надо! Очень надо!

Феофан. Э-э-э... Просто бездуховность некоторая... я пошел...

Муза. Но согласись, что очень такая очаровательная бездуховность!

Феофан. Я пошел за сигаретами.

Муза. Купи еще пряники! «Фруктовые» или «Дорожные».

Феофан. А если будут «Шоколадные» или «Рыбные»? «Колбасные?» «Свиные»? «Телячьи»?

Муза. Всех! Любых! И тех, и других! Оу!

Феофан уходит.

КАРТИНА ШЕСТАЯ

Муза. Что же он тут пишет? Как? О чем? (Читает.) «... далеко не первый диск старой и легендарной группы... записан приблизительно лет десять назад, а то и пятнадцать. Или шестнадцать с чем-то. Точно никто не знает. Быть может и не узнает уже. Все композиции инструментальные, что и не очень-то типично для этого исполнителя, вернее, для группы, в которой этот исполнитель... Иногда даже, кажется, что здесь могли бы быть и песни. Однако это не песни, потому что никаких слов тут вообще не наблюдается. Конечно, это типичный инструментал. Отчасти даже классический. С другой стороны, представления о классике слишком уж многолики и многообразны, чтобы можно было свести их к единому смысловому и концептуальному знаменателю. Разумеется, с точки зрения логики обыденной и априори невзыскательной, мелкой брутальности... только стоит ли даже контрапунктивно апеллировать к этим ментально неустойчивым материям? Конечно же, нет. Впрочем, памятуя о классических творческих подвидах, поневоле начинаешь апеллировать к неким нормативным якобы образцам. Да, тут нет слов, но ведь что же есть такое эти слова? Так ли уж они нужны? Ведь даже в наимоднейших хит-парадах южной Европы или северной Америки, или ближней Канады... Хотя и жаль немного, что нет здесь такого общеупотребимого, расхожего, в меру грубоватого концертного драйва, да и саунд мог бы быть и тоньше и проникновеннее...».