Она - [4]

В тот же вечер я получила сообщение: «У тебя очень узкая щель для женщины твоего возраста. Но ничего», – и отпала. У меня перехватило дыхание. Я перечитала его два или три раза и набрала: «Кто вы?», но ответа не последовало.

Утром и днем я читала сценарии, их скопилась кипа под моим письменным столом. Может быть, стоит копнуть в этом направлении, сказала я себе, молодой автор, которому я отказала и который не может мне простить.

По дороге я зашла в оружейный магазин и купила защитные газовые баллончики с красным перцем для глаз. Маленькая модель, очень удобная и может служить несколько раз. Я регулярно ими пользовалась, когда была моложе. Была я тогда проворной, не боялась ездить общественным транспортом, да и ловкости мне было не занимать. Научилась с годами уворачиваться, бегала быстро, могла обежать вокруг квартала меньше чем за две минуты. Теперь не то. С этим покончено. К счастью, у меня нет больше никаких причин бегать. Могу даже снова начать курить, кому, собственно, до этого дело?

Ближе к вечеру я бросаю тоскливое чтение.

Нет ничего хуже этого чувства бездарно потраченного времени после чтения плохой рукописи. Одна из них пролетает через комнату, где я работаю, и приземляется в мусорной корзине объемом в двести литров, специально для этого предназначенной. Иногда потерянное время становится мукой. Иногда это так скверно, что хочется плакать. Около семи я вспоминаю о моем насильнике, ведь именно в этот час, сорок восемь часов назад, он, воспользовавшись тем, что я была занята с Марти, взломал мою дверь и проник ко мне, как черт, выскочивший из табакерки.

Потом я вдруг понимаю, что он наверняка за мной следил. Ждал подходящего момента. Следил за мной. И я на мгновение замираю, оторопев.

Я иду в кабинет, беру мою почту, просматриваю сообщения, делаю несколько звонков, оставляю кое-какие инструкции. Анна заходит поболтать со мной и в конце разговора говорит:

– Во всяком случае, у тебя, по-моему, странный вид.

Я изображаю изумление.

– Ничего подобного. Наоборот. Посмотри, какой чудесный день, какое дивное солнце.

Она улыбается. Анна, наверно, тот человек, кому можно было бы об этом рассказать, реши я рассказать кому-то. Мы знакомы так давно. Но что-то меня удерживает. Мои отношения с ее мужем?

Я иду к гинекологу, делаю необходимые обследования. Мне звонит Венсан, спрашивает, соглашусь ли я, по крайней мере, выступить за него поручителем. Я несколько секунд молчу.

– Ты был груб со мной, Венсан.

– Да, я знаю, черт, прости меня, я знаю.

– Я не могу дать тебе эти деньги, Венсан. Я пытаюсь накопить себе пенсию, я не хочу потом зависеть от тебя. Не могу допустить, чтобы ты работал на меня. Быть обузой.

– Да, ясно, я понял. Черт, мама, выступи хотя бы за меня поручителем.

– Только не приходи ко мне, когда тебе что-то от меня нужно.

Я слышу, как он бьет трубкой, уж не знаю, обо что. Совсем маленьким он уже был вспыльчив. Вылитый отец.

– Черт, мама, скажи мне, да или нет?

– Прекрати чертыхаться. Как ты разговариваешь?

Мы назначаем встречу с домовладельцем. Экономическая нестабильность, стагнация достигли такого уровня, что столь простая сделка, как съем квартиры, становится фестивалем взаимного недоверия, тут тебе и семейная книжка, и удостоверение личности, справка о годовом доходе, сертификаты, ксерокопии, декларации под присягой, страховки, бумаги, рукописное письмо, вероисповедание и масса предосторожностей арендодателя в преддверии грядущего хаоса. Я спрашиваю, не шутка ли это, отнюдь нет.

Выходя, Венсан заявляет, что хочет меня угостить, и мы заходим в бар. Он заказывает гавайское пиво, а я бокал сухого белого вина из Южной Африки. Мы чокаемся за то, что он стал счастливым съемщиком трехкомнатной квартиры в шестьдесят пять квадратных метров, окнами на юг, с маленьким балконом, за которую я выступила поручителем.

– Ты понимаешь, что это значит, Венсан. Осознай, пожалуйста, свою ответственность. Если ты не будешь платить за квартиру, это падет на меня, а я долго не потяну, ты меня слушаешь, это не игрушки, Венсан, и я волнуюсь не только за вас, я имею в виду и себя, и твою бабушку, чья квартплата тоже на мне, ты это знаешь. Венсан, они сейчас на таком взводе, у них муха не пролетит. Они могут заблокировать твой счет одним щелчком пальцев, подать в суд, издержки за который целиком лягут на тебя, прислать судебных исполнителей, унизить тебя, да мало ли что еще. Никогда не забывай, что у людей, спекулирующих на рисе или пшенице, уже достаточно крови на руках, чтобы без колебаний пролить ее еще немного.

Он с минуту смотрит на меня, потом улыбается:

– Я изменился, но ты этого не видишь.

Мне хотелось бы ему поверить. Хотелось бы заключить его в объятия и осыпать благодарными поцелуями. Но я жду, поживем – увидим.

Совещание в моем кабинете. Человек пятнадцать. Уже несколько месяцев эти еженедельные совещания проходят в напряженной атмосфере, потому что толку от их работы никакого, с тех пор как они вернулись из отпусков. Ничего мало-мальски оригинального или сильного не было мне предложено, и их сконфуженные физиономии – после моих пламенных комплиментов, моего деланого восхищения их исключительным писательским талантом – мне отвратительны.