Она друг Пушкина была. Часть 2 - [83]

разглагольствовал в обществе о литературе. Собирал старинные рукописи. Старославянского он не знал. Но выучил наизусть несколько строк летописи об одном из своих предков. И цитировал их при случае. Этого было достаточно, чтобы прослыть начитанным и мыслящим. Дамы при виде его вздыхали: «Какой блестящий молодой человек!» И лелеяли в душе надежду сосватать за него свою дочку. Но он был птицей высокого полёта. Вынашивал грандиозные матримониальные планы. Ленивый по природе, умел демонстрировать кипучую деятельность. Имел привычку наносить ранние визиты к своим знакомым и, заставая их в постели, восклицать: «Ах, простите, я, кажется, вас разбудил. Забежал мимоходом. Дел по горло. Оттого и встаю рано». Ехал к следующему знакомому. И снова разыгрывал перед ним заученную роль. Единственная всепоглощающая мысль владела им — сделать блестящую карьеру. И преуспел — генерал-лейтенант, а затем генерал-адъютант, кавказский наместник, Андреевская лента, Георгиевская звезда, фельдмаршальский жезл. Он решительно вообразил себя царём на Кавказе и жил жизнью настоящего сатрапа, — сказал о нём князь Долгоруков. Его успехи — наглядный пример, как ограниченность, концентрируя все усилия, всю энергию, скудные умственные возможности на одной цели, может добиться того, что не под силу человеку талантливому. Хитрость заменяет ум, интриги и ловкость — реальные плоды деятельности. В самозабвении от успехов князь возомнил, что может породниться с самим императором. Он стал добиваться руки царской дочери Ольги Николаевны. Обнадёживал пример великой княжны Марии Николаевны, которая вышла замуж по любви за герцога Лейхтенбергского. Барятинский считал себя родовитее (ведь его бабушка была принцессой Гольштейнской!). Второй брак, и снова по любви, Мария Николаевна заключила с графом сомнительной знатности Григорием Александровичем Строгановым. Барятинский действовал осторожно и вкрадчиво. Но проницательный Николай пресёк его надежды. В 1846 г. Ольгу Николаевну выдали замуж за наследного принца Вюртембергского. Князю пришлось довольствоваться рукой дочери кавказского князя Орбелиани Елизаветы Дмитриевны, в первом браке Давыдовой. В конце концов у Александра II, с помощью заклятого врага Барятинского — умного генерал-адъютанта графа Александра Адлерберга, открылись глаза на бездарность кавказского наместника. Он был отправлен в отставку с 80 тысячами рублей серебром годовой пенсии — сумму, на которую можно было бы содержать целый университет, — как подсчитал П. Долгоруков.

Пересказать мне недосуг всего о модных кавалерах. О всей той бесконечной веренице щёголей, повес, искателей счастья и чинов, проводящих жизнь в праздности, танцах, светской болтовне, карточной игре, попойках, флирте. Вспоминаем-то мы о них только потому, что они, как безымянные спутники, кружились вокруг прекрасной планеты, имя которой Пушкин. Они не просто современники Поэта. Они материал, который он использовал для своего творчества. Все они — эти Лобановы, Кушелевы, Кутузовы, Самойловы, Барятинские — при всей их видимой неповторимости и своеобразии — слились у Пушкина в один собирательный образ, выраженный в нескольких строфах:

Как рано мог он лицемерить,

Таить надежду, ревновать,

Разуверять, заставить верить,

Казаться мрачным, изнывать,

Являться гордым и послушным,

Внимательным и равнодушным!

Как томно был он молчалив,

Как пламенно красноречив,

В сердечных письмах как небрежен!

Одним дыша, одно любя,

Как он умел забыть себя!

Как взор его был быстр и нежен,

Стыдлив и дерзок, а порой

Блистал послушною слезой!

Как он умел казаться новым,

Шутя невинность изумлять,

Пугать отчаяньем готовым,

Приятной лестью забавлять,

Ловить минуту умиленья,

Невинных лет предубежденья

Умом и страстью побеждать,

Невольной ласки ожидать,

Молить и требовать признанья,

Подслушать сердца первый звук,

Преследовать любовь и вдруг

Добиться тайного свиданья,

И после ей наедине

Давать уроки в тишине!

Откликаясь «на каждый звук», Пушкин вобрал в себя опыт всего своего поколения. К этим словам Ахматовой можно добавить: пропустив через себя этот опыт, Поэт вернул нам его в виде галереи образов своих современников. В этом смысле его творчество — самый достоверный документ эпохи.

Развод караула у Зимнего дворца

Как-то раз при встрече Жорж Англобер показал мне французский журнал «Connaissance de l'Histoire»[183], на обложке которого была воспроизведена деталь картины «Развод караула у Зимнего дворца» А. Ладюрнера.

— Вам известна эта картина? — спросил меня Англобер. — В журнальной статье о творчестве Ладюрнера указывается, что она хранится в собрании Петергофского дворца. Догадываетесь, почему она меня интересует? На ней изображена группа австрийских дипломатов. Я определил это по униформе офицеров. Вот в мундире австрийского генерала в шляпе, украшенной плюмажем из перьев, сам Фикельмон. Напротив него три офицера. По дневнику Долли пытался установить их имена. Думаю, что двое из них — братья Кюнигштайн. Третий — наверное, маркиз Луи Строцци. Об их приезде в Петербург графиня записала 25 июля 1834 года. Дама возле генерала — вероятно, Долли. Рядом с ней другая женщина. Она немолода. Но кто она, пока не определил… Позади одного из Кюнигштайнов — ещё одна молодая дама, возможно сестра Долли Екатерина…