Она друг Пушкина была. Часть 2 - [75]

[167] с привязанными к ним цугом пятнадцатью маленькими санками. Мужчины, ехавшие на санках в конце обоза, падали на поворотах. Было очень смешно, но бедняга Скарятин сильно ушиб голову, а Суворов — колени. После долгой езды прибыли в усадьбу Дювалей[168] на Каменном острове. Там всё было приготовлено к нашему приезду.

Там обедали, танцевали, веселились как безумные, — в общем, типичное времяпрепровождение прекрасных дам в компании лихих офицеров.

Лобанов организовал всё чудесно, изысканно, с большим вкусом. Надо заметить, что он флиртует почти со всеми женщинами из нашей компании; но я должна признаться — он очарователен; трудно представить более прекрасное лицо, осанку, более живой, чем у него, ум; вместе с тем он — верх кокетства, ни одна женщина в мире не может с ним тягаться. Князь Василий Долгорукий тоже в этом не промах; он вносит большое оживление в компанию, и нет ему равного в организации увеселений и прогулок.

Князь Алексей Яковлевич Лобанов-Ростовский — новое лицо в компании Фикельмон. Он недавно, после окончания Польской кампании, возвратился в Петербург и сразу же привлёк внимание графини. 25 января 1832 г. уже был в числе приглашённых на балу в австрийском посольстве.

Самое красивое лицо здесь, по-моему, у князя Алексея Лобанова, лицо цивилизованного сарматянина, на котором за красотой и приветливостью проглядывает суровый и независимый дух дикаря. Хочется именно этой физиономией заменить ту — видимую.

Лобанов явно волновал воображение посланницы. Она часто пишет о нём в дневнике. Описывает его внешность, поведение, фиксирует встречи с ним, его отъезды из Петербурга в связи с высочайшими повелениями. Я не случайно заостряю внимание на увлечении Долли красивым генералом. Она без опаски «доверяла» дневнику свои чувства. Был бы у неё «жаркий роман» с Пушкиным, без сомнения, он нашёл бы отражение в записях. Или, в крайней случае, остался хотя бы намёк, оговорка. Нет, ничего! Когда дневник Фикельмон оказался в моих руках, я прежде всего искала именно этот пушкинский след. Внимательно вчитывалась, анализировала те записки, в которых сквозит меланхолия, тоска, разочарование. Но всегда находила конкретные причины для этих настроений. Романа с Пушкиным не было, не могло быть. Он был далёк от её идеала. Впрочем, как и она сама. Об этом уже шла речь. Пушкин, Вяземский, Козлов были всего лишь её добрыми друзьями, с которыми она охотно собеседовала. Им украшала свой салон, как бы это ни показалось «оскорбительным» для реноме Пушкина.

А вот о Лобанове — пожалуйста, сколько угодно откровений: Продолжаю по-прежнему считать, что самым красивым мужчиной при дворе является Алексей Лобанов. Во всём его облике ощущается исключительная изысканность.[169] Через полтора года всё то же восхищение бравым генералом — запись 27 июля 1833 г.:

Лобанов — по-прежнему самый элегантный и красивый при дворе. Хотя у Мейендорфа тоже красивое лицо, но он не столь изыскан и, особенно, не столь кокетен[170].

Также не таясь писала Долли о своей симпатии к другим мужчинам — Василию Кутузову, Адаму Ленскому, Ришару Актону.

В пушкиниане имя А. Я. Лобанова встречается в комментариях к дневнику А. Олениной. Он был, как утверждала её внучка О. Н. Оом (первый публикатор дневника бабушки в Париже в 1936 г.), единственной серьёзной любовью Анны Алексеевны; она «знала все недостатки», о которых так резко говорила ей её приятельница, графиня Эльмпт, называя его пустым и неверным человеком; она, тем не менее, любила его всем своим существом, без малейшей надежды соединить с ним свою судьбу. «Никогда у меня не будет более девственной любови, 29 марта я своё сердце схоронила навсегда». <…> Минуты, когда на балу у французского посла «он говорил с нею, казались ей раем и счастьем». Судьба не дала ей этого счастья…

Личность Алексея Яковлевича Лобанова-Ростовского (1795—1848) любопытна ещё тем, что генерал косвенно (хотя и непосредственно — через ту же Фикельмон) был связан с Пушкиным. Я говорю косвенно, потому что Лобанова предпочла Оленина Поэту. Сватовство Пушкина к Аннет произошло в пору её увлечения красавцем, героем Русско-турецкой войны 1828—1829 годов. Командующий войсками под Варной граф М. С. Воронцов превозносил доблесть своего адъютанта в письме к К. Я. Булгакову: Поведение князя Лобанова в течение всей осады Варны было выше всех похвал. За отвагу ему был пожалован орден Св. Георгия 4-й степени, чин генерал-майора с зачислением в свиту командующего.

Аннета записала в дневнике 14 октября 1829 г.: Три дня тому назад получили известие, что Варна взята или после сильного сопротивления сдалась. Несколько рот нашей гвардии, вошед в пролом, прогуливались по городу и возвратились только по повелению государя. Кто же привёз весёлую эту новость? Человек, который со штыком в руках вошёл в Варну и за то получил сразу чин генерала и крест Георгия. Он… и… «вновь знакомые черты в душе уснувшей пробудились».

По дороге гонец занемог, но продолжал свой путь в Петербург. Видно, слишком спешил, чтобы скорее обрадовать этой вестью, — писал Булгаков в ответном письме Воронцову