Она друг Пушкина была. Часть 2 - [106]

Неизвестно, как попали к Фикельмону обнаруженные проф. Витченсом частушки. Совершенно очевидно, у посланника была прекрасно налаженная «агентурная связь» — через многочисленных друзей и родственников жены, и прежде всего через «Гидру» — так за глаза называл князь Лихтенштейн Е. М. Хитрово. Возможно, это прозвище шло от её фамилии: Хитрово — Гидрово. Не исключено, что она заслужила его за определённые черты характера — настырность, умение наилучшим образом улаживать свои дела.

Но вернёмся к частушкам. Любопытно предисловие к ним. Оно было написано по-польски неким ссыльным поляком из Невера — местечка в Амурской области. Предназначалось другому поляку — аптекарю в Тарнополе. Фикельмон отправил его Меттерниху в немецком переводе, полностью сохранив содержание письма:

Его Высочеству г-ну Губ. Президенту передано вместе с приложенным оригиналом, который был им задержан. Переведено с польского.

Невер, 9 февраля 1836.

Адальберту Дамбровскому фон Файту, аптекарю в Тарнополе.

Я пересылаю в твои руки песню, которая была сочинена русскими солдатами, пущена в обращение среди военных и крестьян, что живут в поселениях за рекой Буг. Эта песня будет просвещать и ускорит свержение с трона северных идолов и освободит русский народ от железного ярма, в которое впрягли его дикий царь и его самовластное дворянство.

Возвращение нашего дорогого Отечества зависит от наших русских братьев, так как не можем рассчитывать на Францию[202].

Далее следует русский текст песни, написанный латинскими буквами. Переписчик недостаточно хорошо знал русский, заменял некоторые слова польскими. В песне шестьдесят строк. Приведу лишь отрывки из неё в русской транскрипции.

Кагдась была волность, и ровность в Рассии

Крепостных мужиков, и дворян не знали.

Од времня, как цари немецкие настали,

Народ русский крепостными сделали.

Целой свет перейдёшь,

Только у нас в Рассии

Наси ярмо на шии.

.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

Братья, полно быть нам дураками

И драться с вольными людьми.

И мы астанми вольными,

Ньезавсегда дворян наших крепостными.

Мы одлет многа разныя земли падбижали.

Нашто? Чтобы вольныя народы,

Как мы, крепостными стали?

А за это иностранцы нас празвали

Разбойниками и дикими маскали.

Что ж нам Польска худаго сдиелала?

Чи это? Что против нашему и своему тирани павстали?

Помними! Что паляки на сваих знаминих написали: «Братья рассияни!

Мы за нашу и вашу вольность павстали!»

Язык этой песни трудно назвать русским. Написана она на том малороссийском диалекте, на котором говорило население российских пограничных областей — эдакая смесь польско-чешско-словацко-украинских говоров. Австрийский посол отправил в Вену также и немецкий перевод этой песни — литературный, элегантный. В нём вложенные в уста дворян похабные слова: «Мы будем бл…ть, пить и гулять» заменены вполне приличным выражением — «Мы призываем властвовать, пить, вести распутную жизнь». Но осталось главное — ради чего немало пота пролил неведомый переводчик этого фольклорного образчика — его крамольная суть. У Меттерниха, читавшего этот призыв к свержению тиранов, вполне возможно, щекотало под ложечкой — в России пахнет революцией! Значит, царю будет не до Босфорских проливов и Балкан! Ошибся Фикельмон, как ни дотошен был в своём усердии. Ввёл в заблуждение и своего канцлера. Это Европу лихорадило народными бунтами. Которые в конечном счёте вылились в революцию 1848 года. Её волны не докатились до России. Самому же Меттерниху она чуть было не стоила жизни и сбросила его с канцлерского кресла, в которое он так крепко врос за столько лет управления страной! Ему пришлось бежать в Англию. Николай I послал в Австрию для усмирения повстанцев свои войска. Революция была подавлена, но Меттерних больше не вернулся к власти…

Профессор Витченс полистал принесённую мной рукопись дневника Лихтенштейна. Я с надеждой спросила, можно ли расшифровать эту бесконечную спираль завитушек. Ответ был обнадёживающим: «Трудно, но, если целиком посвятить себя этому делу, наверное, можно кое-что понять». Примерно то же самое отвечали и другие мои австрийские знакомые — очень сложная шарада!

Можно понять, если целиком посвятить… — проф. Витченс имел в виду, конечно, себя. Но даже будь у меня столько времени, я всё равно ничего не смогла бы прочесть. Позже, когда переводила на русский язык уже расшифрованный и переписанный на машинке дневник, я пыталась сравнивать отдельные неясные пассажи машинописного текста с рукописью. Но по-прежнему видела в ней лишь густо вьющуюся спираль. И не переставала удивляться таланту человека, сумевшего превратить завитушки в буквы и слова.

А тогда мне пришлось отложить дневник в сторону. Я предложила Фальц-Фейну заинтересовать правителя княжества Лихтенштейн Франца Йозефа II (умер в 1989 г.) судьбой его предка. Что стоило князю поручить своим архивариусам разгадать оставленную двоюродным прадедушкой головоломку? Занимать своего могущественного соседа подобными мелочами барон не счёл возможным. И обратился к Клаудиусу Гурту — специалисту по старой каллиграфии — в частном порядке сделать для него эту работу.