Она друг Пушкина была. Часть 1 - [8]

Однако в 1807 году последовал императорский указ о назначении Алексея Кирилловича попечителем Московского университета. Злоязычный Вигель утверждает, что граф вообще не занимался попечительскими делами. В ту эпоху аристократы весьма условно исполняли свои служебные обязанности, лишь время от времени посещали присутственные места. Вспомним об отношении к службе Пушкина, Вяземского, Грибоедова, Дельвига — чиновников средней руки. Стоит ли удивляться нерадивости таких высокопоставленных чиновников, как Разумовский. И тем не менее анналы Университетского общества естествоиспытателей, президентом которого Алексей Кириллович состоял уже несколько лет, говорят о другом. Разумовский добился наконец присвоения обществу звания Императорского. Что прежде всего увеличивало ассигнования на исследовательскую деятельность. Новый попечитель тут же засадил естествоиспытателей за работу: одни составляли градостроительные планы, другие занялись описанием Московской губернии, третьи принялись за оборудование обсерватории. Сбылась мечта Алексея Кирилловича создать астрономический центр и в Москве. Он удлинил срок пребывания ректоров на посту с одного года до трёх лет. А это, согласно его рассуждениям, с одной стороны, укрепляло власть ректоров, а с другой — позволяло попечителю требовать с них большей ответственности. Пытался он также перевести университет в другое, просторное помещение. В его время альма-матер теснилась в старом, построенном ещё Казаковым здании. Разумовский облюбовал для него Екатерининский, или Головинский, дворец, что в Лефортово. Правда, далековато, даже по нынешним временам. А для эпохи пролёток и дилижансов и подавно. Возможно, двигало графом и эгоистическое желание разместить университет поближе к своему дому на Гороховом поле. Идея осталась неосуществлённой.

В 1810 г. последовала новая милость — Разумовского назначили министром народного просвещения вместо совсем одряхлевшего Завадовского. Это событие тоже отражено в «Записках» Вигеля:

От любимых Разумовскому теплиц оторвали его, чтобы поручить ему рассадники наук. Все эти баричи при Екатерине и после неё, на французский манер воспитанные, в делах были ни к чему не годны, следственно с властию и вредны, и к сотням доказательств того принадлежит Разумовский. Никакой памяти не оставил он по себе в министерстве[20].

Современники критически воспринимали и воспоминания Вигеля, и саму личность автора. Его озлобленные оценки выдают желчный характер и его комплексность и, вероятно, являются реакцией на отношение общества к его порокам. Но вот что любопытно — Пушкин был одним из немногих современников, кого Вигель уважал за талант и ум. Конечно, надо учитывать, что воспоминания он писал много лет спустя после смерти Пушкина, когда слава Поэта была бесспорной и непререкаемой и бросала отсвет на самого мемуариста. В отношении к Вигелю Пушкин проявил величие своей души, способность быть снисходительным к недостаткам человека ради его достоинств. Ценил Филиппа Филипповича за острый ум, эрудицию, занимательную беседу. Пути-дорожки обоих много раз пересекались со времен «Арзамаса»: Петербург, Кишинёв, Одесса и снова Петербург. Вигель получил звезду, — записал Поэт в дневнике 7 января 1834 г., — очень ею доволен. Вчера был он у меня. Я люблю его разговор — он занимателен и делен, но всегда кончается толками о мужеложстве. Вигель рассказал мне любопытный анекдот… (Анекдот о вещем сновидении матери Вигеля, совпавшем с датой смерти Екатерины.)

Вигель не любил Разумовского за его вельможное высокомерие. Впрочем, он никого не любил. Министр А. К. Разумовский немало сделал для отечественного просвещения. В то время в России почти не было казённых учебных заведений. За первые два года пребывания А. К. на посту было открыто 72 приходских школы, 21 уездное училище, несколько гимназий. Он лично разрабатывал систему преподавания, предписывал попечителям учебных заведений строже отбирать воспитателей из иностранцев. Как тут не вспомнить пушкинские строки об этих наводнивших Россию иноземных искателях счастья: Monsieur l’Abbe, француз убогой, чтоб не измучилось дитя, учил его всему шутя. Разумовский открыл при Московском университете первую кафедру славянской словесности. Учредил несколько учёных обществ — старик почитал учёность и науку, а в тот легкомысленный век просвещённость была редким явлением: Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь…

Образованный европейскими университетами и непрестанным чтением, Разумовский был белой вороной среди современников. Его личность приковывает к себе внимание сокровенностью и недюжинностью натуры, какой-то раздольной, былинно-русской исполинской фантастичностью. Но именно эти качества являются благодатной почвой для самодурства. Оно вместе с деспотизмом вкоренилось в натуру русского человека. Причин на то много — 250-летнее влияние татар, климат, раздольные пространства… При благоприятных условиях пышно расцветают в человеке. Наипервейшее из них — власть, сознание её неограниченности. Наблюдаются эти черты и в людях, недавно шагнувших из одной социальной среды в другую, на ступеньку, на две выше. И это объяснимо: экономически они уже закрепились в новой среде, но образование, воспитание, привычки заставляют их чувствовать себя здесь чужаками. Вот и начинают дурить, выламываться, показывать своё пренебрежение к условностям не принимающего их сословия. Чем ближе человек своими корнями к демосу, тем бесшабашнее проявление дури: купцы — вчерашние крестьяне, выбившиеся «в люди» служилые, чиновники, полицейские, вознесённые в бары холопы оставили в российской летописи бесчисленные тому свидетельства. Классический пример — городничий Салтыкова-Щедрина, пожелавший высечь море за то, что оно движется и непослушно. Нет другого лекарства от этой болезни, как просвещение и непрерывность культурной традиции в поколениях рода и в государстве.