Она друг Пушкина была. Часть 1 - [118]
Итак, вернёмся к описанной выше сцене: Пушкин и Данзас спешат в санях к месту дуэли на Чёрную речку. Навстречу летит запряжённая цугом карета Борхов. На облучке восседает кучер, а на верховой передней лошади — форейтор. Даже в драматические минуты юмор не покидает Пушкина. «Вот два примерных супруга!» — говорит Поэт. Данзас недоумевает. Пушкин заливается смехом и экспромтом выдаёт каламбур о кучере и форейторе. Данзас не уловил тайный смысл сказанного. Пушкин не стал пояснять.
Чтобы понять суть пушкинской аллегории, необходимо познакомиться с Борхами.
Упоминание о графине Борх и её сестре Голынской в вышеприведённом отрывке из письма Дантеса говорит о том, что оба — батюшка и сынок — живо интересовались их семейными делами и, следовательно, водили с ними весьма близкое знакомство.
Ещё одно подтверждение их близости — письма Андрея Карамзина матери Е. А. Карамзиной. Летом 1837 г. на водах в Баден-Бадене — излюбленном немецком курорте русской аристократии — сошлись все наши знакомцы: Андрей Карамзин, Дантес с женой, Геккерен, А. О. Смирнова-Россет, Валерьян Платонов, Радзивиллы, Киселёвы, Любовь и Иосиф Борх. Беззаботное курортное времяпрепровождение. Утренние прогулки, беседы у источников, совместные обеды и ужины в пансионах, балы, танцы, флирты… 25 июня русская колония по традиции отмечала день рождения русского императора.
Отрывок из письма Андрея Карамзина (июнь 1837 г.):
За обедом я сидел между Полуэктовой и графиней Борх, с которой тут же познакомился. Nous avions un sujet tout trouve[281], Ernest Штакельберг. Скажите ему, что она сперва очень покраснела, но потом обошлось, и так как нам обоим беспрестанно подливали, то к концу обеда мы стали очень откровенны. Она очень хороша.
Заметьте — графиня Борх покраснела при упоминании имени её поклонника Штакельберга. Человека, который не разучился краснеть, трудно назвать безнравственным. Начался флирт между милой графиней и Карамзиным. Андрей Николаевич сопровождал Любовь Борх на прогулках, был её кавалером в танцах.
Отрывок из другого письма А. Карамзина — Е. А. Карамзиной: В последнее воскресенье ездил я верхом с графиней Борх… на высокую гору. Мы все были веселы и довольны, одна бедная и милая графиня беспокоилась от того, что муж, ехавший за нами в коляске, не мог следовать по дурной дороге и был принуждён воротиться… Кислая фигура de ce vilain avorton de mari (отвратительного недоноска. — С. Б.) наводила уныние на всё общество.
Обращаю внимание ещё на одну деталь — графиня Борх озабочена тем, что муж вынужден из-за плохой дороги отказаться от прогулки. Значит, отношения супругов вполне нормальны и даже дружественны. В верховой прогулке участвовал и Дантес. И потом за весёлым обедом в трактире, подстрекаемый шампанским, он довёл нас до судорог от смеха.
От души ли веселился Дантес или разыгрывал перед русским обществом роль неунывающего и весёлого молодца, которого мало трогает всё недавно случившееся с ним в Петербурге? Как будто напрочь забыт «несправедливый» приговор царя — изгнание из России, разжалование в солдаты, лишение российского дворянского звания и офицерского жалованья. Одним словом, крах возводимой более трёх лет карьеры. Скорее всего это была показная беззаботность. Положение обоих Геккеренов было не столь радужным. Дантес с российским приданым — супругой, остался без всяких средств к существованию. И мог рассчитывать только на деньги скаредного Геккерена, да и сам Геккерен в это время был не у дел — после отбытия из Петербурга не получил нового дипломатического назначения. Геккерены прекрасно знали страсть русских к переписке и не сомневались, что курортные увеселения будут красочно описаны в их письмах на родину. И изо всех сил изображали своё благополучие. Старший не отходил от рулетки, пополняя выигранными суммами свой оскудевший капитал. Младший лихо отплясывал на балах.
Странно было мне смотреть на Дантеса, как он с кавалергардскими ухватками предводительствовал мазуркой и котильоном, как в дни былые, — сообщал матери А. Карамзин. Как видим, расчёт Геккеренов достиг цели.
То, что ты рассказываешь нам о Дантесе (как он дирижировал мазуркой и котильоном), заставило нас содрогнуться и всех в один голос сказать: «Бедный, бедный Пушкин! Не глупо ли было жертвовать своей прекрасной жизнью! И для чего!» — отрывок из письма С. Н. Карамзиной брату (от 22 июля 1837 г.).
Случайно ли встретились Борхи с Геккеренами в Баден-Бадене или обо всём было заранее договорено — можно только гадать. Щёголеву удалось обнаружить формулярный список И. Борха. В нём была пометка о предоставлении ему в июне 1837 г. отпуска для поездки на минеральные воды. Но ещё более странно другое обстоятельство — в июне 1837 г. в Баден-Бадене собралось большинство друзей и приятелей Пушкина. Будто клином сошёлся свет на этом курорте! Мне кажется, что появление здесь и Геккеренов оказалось не просто совпадением. От кого-то (возможно, от Иосифа Борха) они узнали о составе здешнего русского общества. И специально приехали сюда, чтоб реабилитировать себя перед своими петербургскими знакомыми. Письмо А. Н. Карамзина от 8 июля (26 июня) 1837 г. подтверждает моё предположение:
