Она друг Пушкина была. Часть 1 - [116]
Графиня в молодости была отчаянной сердцеедкой. Смирнова-Россет рассказывает презабавный эпизод: влюблённые в графиню Софию Жуковский и Василий Перовский устроили между собой соревнование — на кого чаще взглянет красавица. Во время обедов в Павловском дворце они усаживались за стол визави Софии Самойловой, катали из хлебных мякишей шарики и с их помощью отсчитывали число брошенных обворожительной графиней взглядов на каждого из них. Когда Самойлова отдала своё сердце и руку внуку Екатерины II Алексею Бобринскому, Перовский в отчаянии прострелил себе указательный палец. Графиню Самойлову выдали замуж за его 8 тысяч мужиков, а у меня их нет! — мрачно резюмировал отвергнутый жених. Но Смирнова утверждала, что не богатство Бобринского, а чувства к нему определили этот выбор. Она была очень счастлива с Бобринским. Он никогда ничему не учился, зато характер у него был самый благородный и души высокой. После свадьбы они поселились в его деревне Михайловское, в Тульской губернии. Тут она ему читала или заставляла его читать исторические книги; одним словом, она его образовывала. У них родились там четверо детей, всё мальчиков. Все они учились сперва дома, с английским наставником, потом поступили в Петербургский университет, а отец и мать поселились на Галерной, в собственном доме, который отделали со вкусом и умеренной роскошью. Этот дом сделался rendez-vous тесного, но самого избранного кружка. Перовский бывал ежедневно, граф Ферзен и некоторые члены дипломатического корпуса; особенно часто бывал неизбежный ветрогон Лагрене, и свадьба Вареньки Дубенской[275]там устроилась. Приезду графини Бобринской императрица очень обрадовалась: на безрыбье и рак рыба, на безлюдье Фома — дворянин, а в отсутствии Varette и Софи она сблизилась с княгиней Трубецкой, которая сравниться не могла с этими дамами. Государь же не любил Бобринскую за свадьбу Дубенской…[276]
Пушкин часто посещал салон Бобринской, обедал у них, бывал с женой на их балах. Однажды произошёл довольно курьёзный случай — он получил приглашение приехать на раут к Бобринским с женой и её сестрой. Об этом — шутливая записка Пушкина от 6 января 1835 г. к графу Алексею Алексеевичу. В ней он просит разъяснить, чтобы вывести нас из затруднения и водворить мир в моём доме, какая из сестёр удостоилась этой чести, ибо по сему поводу поднялось страшное волненье среди моего бабья. Тон записки предполагает весьма короткие отношения между ними. Они были старыми знакомыми ещё по Москве, в компании с Вяземским и Михаилом Виельгорским обедали в московском Английском клубе, вели задушевные беседы. Им было о чём поговорить. Отставной ротмистр, церемониймейстер граф Бобринский был одним из немногих русских промышленников-аристократов — сахарозаводчиком. Он ратовал за строительство в России железных и шоссейных дорог, за расширение угольного и торфяного производства, введение агрономии в сельское хозяйство, развитие садоводства, был сторонником женского образования. Нельзя было найти и придумать собеседника, более его приятного, вежливого, более уважающего того, с кем он вёл беседу. Дом его привлекал и собирал в себе избранное общество. Приглашал ли он гостей на свои обеды или вечера, он умел подбирать, т. е. сортировать гостей своих не столько по чинам, сколько по внутреннему их сходству и сочувствию. <…> У него была помощница, его достойная. Графиня София Александровна Бобринская, урождённая графиня Самойлова, была женщиной редкой любезности, спокойной, но неотразимой очаровательности. <…> Она была кроткой, миловидной, пленительной наружности. <…> Ясный, свежий, совершенно женственный ум её был развит и освещён необыкновенною образованностью…[277]
Бобринские вернулись из деревни в Петербург осенью 1831 года. Это подтверждает запись в дневнике гр. Фикельмон от 1 октября 1831 г.: Вчера я нанесла визит Софии Бобринской, которая вернулась из деревни, где провела несколько лет подряд. Здесь она пользуется репутацией любезной и остроумной женщины. Я совсем не нахожу её красивой. Она показалась мне любезной, беседу ведёт легко, но с лёгкой ноткой претенциозности.
Графиня Бобринская не понравилась Фикельмон. Описывая порой самые незначительные подробности светской жизни, Долли не оставила о Бобринской более ни одной существенной записи. Она обошла вниманием эту умную, образованную и весьма привлекательную женщину, при этом игравшую заметную роль в петербургском обществе. Об этом можно только сожалеть — мнение наблюдательной Фикельмон очень бы пригодилось для довершения образа Бобринской. Причину этого пренебрежения объясняет одна фраза из дневника Долли по поводу другой Бобринской — Марии (в замужестве Гагариной), золовки Софии Александровны: Она умна и образована, но чересчур претенциозна, чтобы быть приятной в салоне. Имя Софии Бобринской упоминается ещё дважды в дневнике Фикельмон — в связи с великосветскими днями приёмов (графиня Бобринская принимала по средам) и в числе посетительниц танцевального вечера 19 августа 1834 г. на петербургских Минводах. Любопытно другое — до конца 1834 г. гр. Бобринская ещё не была близка с императрицей. Во всяком случае, она не присутствовала ни на одном неофициальном семейном обеде или ужине императорской семьи, на которые часто приглашалась Фикельмон. Зато почти всегда здесь бывала другая Бобринская — графиня Анна Владимировна (1769—1846, урождённая баронесса Унгерн-Штернберг). Жена побочного сына Екатерины II от Потёмкина приходилась свекровью Софье Александровне Бобринской и тётушкой Долли Фикельмон по отцовской линии. Была очаровательной, весёлой, доброй, очень моложавой,
