Она была актрисою - [28]

Во вторник после обеда Вика решительно села за письменный стол, дабы хорошенько продумать стратегию и тактику своих дальнейших действий. Обстановка изменилась, к ней теперь необходимо должным образом приноровиться, и чем скорее, тем лучше. Однако затея не удалось — помешал неожиданный гость. Или милиционера неправильно называть гостем? Только Игорь Витальевич так смущался, явившись непрошеным, так извинялся, что воспринимать его вынюхивающим ментом Вика не могла. Марина бы на это ехидно заметила, что очень уж умен да профессионален наш Талызин, но Марина отсутствовала, а Вике подобная мысль в голову не закралась.

— Вы простите меня, Виктория Павловна! Ежели я не вовремя и вам помешал, то я… Но проезжал мимо и подумал… чем вас к себе вызывать, уж лучше… или…

— Вам чаю или кофе? — уточнила Вика. — Или борща?

— Ну, что вы! Я вовсе не хочу… будто бы навязался… я…

— Я варю очень вкусный кофе — конечно, если вы пьете крепкий. А борщ, признаюсь честно, готовил Лешка. Он сейчас в школе.

— Какого чудесного вы воспитали сына! В тринадцать готовить борщ — это уникально.

— Он сам воспитался, — машинально возразила Вика, несколько удивленная, когда же успела поведать Талызину о возрасте Лешки. — Ну, так что, Игорь Витальевич?

Хозяйствовать она не любила, зато кормить обожала. Нет, иначе — она не представляла себе, что можно выпустить из своего дома человека, не дав хотя бы чашки чая. А еще лучше — бесконечный кофе с бутербродами и сигарета за сигаретой.

— Кофе, — кивнул следователь. — Спасибо.

Виктория Павловна сварила кофе, выложила хлеб, масло, сыр и колбасу.

— Режьте сами, хорошо? А то один любит тонко, другой толсто. Да и вообще, я — сторонница самообслуживания.

— И хорошо. Я, кстати, тоже вроде вашего Лешки — умею борщи варить.

— Вашей жене повезло! — хитро среагировала Вика. Вот теперь по ответу выяснится, женат ли этот тип. Не то, чтобы ее это сильно волновало, однако любопытно.

— Не уверен, что являюсь большим подарком, — развел руками Талызин. — И сейчас вы в этом убедитесь. К сожалению, даже в такой приятной обстановке я вынужден думать о делах. Вы уж извините меня, Виктория Павловна.

— Это ваша работа.

— Да. Скажите мне, Виктория Павловна, накануне смерти несчастного Преображенского… то есть в пятницу… вы не припомните, не было каких-нибудь необычных событий? Инцидентов, обративших на себя всеобщее внимание?

— Нет, — твердо сказала Вика.

— А в тот самый день, то есть в субботу? Я имею в виду, разумеется, не смерть, а что-либо еще. Ничего особенного не произошло?

Вика наивно захлопала глазами:

— Ну, конечно, произошло! Премьера.

— Ну, премьеру помню и я, — улыбнулся следователь. — А еще?

И на легкое пожатье плеч с той же улыбкой ответил:

— А вы знаете, Виктория Павловна, что врать нехорошо?

— Нет, — моментально заявила она.

— Как — нет? — несколько опешил собеседник.

— Очень просто. Хорошо или нехорошо врать, зависит от обстоятельств.

— Да? Вы в этом уверены?

— Конечно. Вот, например, — оживилась Вика, — при встрече с приятельницей будет довольно странно, если я откровенно заявлю: «Ну, ты сегодня просто страшилище, а платье свое, кажется, отхватила на ближайшей помойке». Я и не заявлю, а наоборот, навру, что она прекрасно выглядит. И ей лучше, и мне. Разве нет?

— Вы имеете в виду элементарную вежливость, — догадался Талызин.

— И ее тоже. И вообще, всякое в жизни бывает. Зацикливаться на правде глупо.

— Но вводить в заблуждение следственные органы — тоже не самое умное, — спокойно заметил Игорь Витальевич.

«Влипла», — подумала Вика, а вслух сказала:

— Не понимаю, о чем вы.

— О происшествиях. Трудно поверить, что вы забыли, Виктория Павловна, об эпизоде, в котором сами принимали весьма деятельное участие. Я имею в виду открытый люк, куда чуть не провалился покойный Преображенский.

— А, вы об этом! — старательно засмеялась Вика. — Я и думать не думала. Вы не знаете театра, Игорь Витальевич. Подобных происшествий там пруд пруди, я и внимания на них не обращаю.

Она не понимала толком, почему ей так хочется скрыть правду, но ужасно хотелось. Не его это дело, хитрого двуличного мента, выпытывать подноготную честных людей и вмешиваться в их личную жизнь. Ишь, явился, будто просто так, а сам вынюхивает! Обсудить все с Маринкой — это одно, а с ним — совсем другое. Даже если предположить, что среди членов студии затаился убийца, почему из-за него должны страдать остальные? Только скорее всего, никакого убийцы нет.

— Значит, покушения на ваших артистов происходят постоянно? Вот где, оказывается, требуется стационарный милицейский пост, а мы-то, наивные, караулим на районных дискотеках!

— Ну, какие покушения, Игорь Витальевич, побойтесь бога! Сразу видно, что вы плохо знали Евгения Борисовича. Вы ведь его плохо знали? — уточнила Вика, памятуя о Марининых инсинуациях по данному поводу. Но вредный тип снова выкрутился, неопределенно осведомившись:

— Что вы имеете в виду, Виктория Павловна?

— Да то, что он был большой фантазер и любил привлекать к себе внимание. Такой уж у него был характер! Если б мы принимали всерьез все его заявления, с ума бы посходили. Я лично привыкла его успокаивать, а сама даже не вникать в причину. Вот теперь я действительно вспомнила, что-то такое было. А кто вам рассказал?