Он ведёт меня - [3]

Шрифт
Интервал

Но даже здесь я чувствовал себя глупо. Я провел с ними чуть больше года. Я был священником чуть больше двух лет. Каким же незрелым и неопытным почувствовал я себя в ситуации этого великого и нежданного потрясения! Находя поддержку в обычных делах приходского священника, я служил этим людям в их повседневных нуждах, помогал им, утешал их, служил Мессу, носил причастие больным, соборовал умирающих. У меня появилось здесь много друзей, и, пусть я был молод, они доверяли мне – молодому американцу, живущему среди них. Но война изменила все. Потрясение, с которым они столкнулись теперь, не было семейной ссорой, болезнью или потерей любимого человека. Совет, в котором они нуждались, не касался тех вещей, которые происходят в каждом приходе и которым обучается каждый священник.

Трудно описать то чувство, которое испытывает человек в такую минуту. Чувство, что за одно мгновение все внезапно переменилось и уже ничто и никогда не будет таким, как прежде. Что завтрашний день никогда уже не будет похож на вчерашний. Что деревья, трава, воздух, солнечный свет – все будет теперь другим, потому что мир стал другим. Это чувство невозможно описать, и все же его знает каждая жена, потерявшая мужа, каждый ребенок, впервые вкусивший зло или испытавший нежданный жизненный перелом. Это то чувство, когда сердце говорит: «О, если бы можно было перевести часы назад, о, если бы этого никогда не случалось, о, если бы можно было вернуться и сделать все заново!»

В то утро мои страхи были туманными, хотя чувство беспомощности было реальным. Да и сами страхи вскоре перестали быть туманными и сделались тоже вполне реальными. Сразу после прихода красных начались аресты и конфискация имущества. Последовали бесконечные допросы, угрозы, устрашения, ибо коммунисты старались отловить каждого, в ком видели угрозу себе или своему новому строю.

При этом Церковь стала особой мишенью их агрессии. Церковь восточного обряда при нашей миссии закрыли сразу; приход латинского обряда еще некоторое время был открыт для тех немногих семей, которые осмеливались туда приходить. Остальные здания нашей миссии отобрали красные и расквартировали в них своих солдат. Была развернута пропаганда против Церкви и священнослужителей; мы трудились в условиях постоянного организованного притеснения, а также непрекращающихся крупных и мелких столкновений. Их кампания была плодотворной. Даже самые верные стали остерегаться ходить в церковь и посещать священников. Молодые люди отошли от Церкви быстро. Трудящиеся вскоре поняли, что могут потерять работу, если будут продолжать ходить на богослужения. Деятельность священнослужителей была строго ограничена храмом; мы не могли пойти к людям, если они не шли к нам сами. А на это решались немногие. Вскоре наше служение полностью свелось к отправлению воскресной Мессы для кучки стариков. Иезуитская миссия, десять лет процветавшая в Альбертыне, была уничтожена за несколько недель.

Снова и снова, глядя на все это, я вынужден был заставлять себя не задаваться вопросом, который, как непрошеный гость, вновь и вновь приходил мне на ум: почему Бог допустил это? Зачем эти преследования? Если Бог должен допускать стихийные бедствия и даже войны из-за падений человечества, почему Он хотя бы не позволит, чтобы во времена этих бедствий кто-то мог пасти и утешать Его народ? Ведь мог же Он защитить и оградить свой народ, вместо того чтобы делать его мишенью такой атаки! Недоумение и боль росли во мне при виде того, как видимая Церковь, некогда сильная и хорошо организованная, рушится под натиском этих захватчиков, а люди, непрерывно понуждаемые к принятию нового строя, все больше от нее отчуждаются. А что сказать о молодых, которых буквально отрывали от родителей, заставляя вступать в пионерскую организацию или Комсомол и уча доносить на собственных родственников-стариков за любое отклонение от генеральной идеологической линии? Страшно было слышать, как коммунисты в своей пропаганде открыто поносят Церковь, священников и монашествующих, и знать, что каждый день в школе на уроках дети вынуждены повторять и заучивать атеистические доктрины. Как мог Бог допустить все это? И почему?

Я не винил людей. Я знал, что веру они не утратили, просто боятся сейчас признавать ее открыто. Они приходили ко мне по ночам, чтобы спросить, как им теперь вести себя, следует ли сотрудничать с новым строем, позволять ли детям вступать в Комсомол, вступать ли в профсоюзы. Наконец, они приходили спросить, будет ли неправильным в подобных обстоятельствах не посещать церковь по воскресеньям и праздникам. Что я мог сказать им? Какого героизма был вправе от них требовать? Чего ожидал Бог, допустивший все это, от простых, обыкновенных людей, живущих в лесной глуши Альбертына?

Для меня, как священника, было мучительно задавать такие вопросы, но не задавать их я не мог. Они заполоняли мой ум во время молитвы, они приходили во время Мессы, одолевали меня днем и ночью. И знаю точно, что не меня одного. Это не был кризис веры – не больше, чем у любого, кто, пережив великую утрату или столкнувшись с семейным горем, задается подобными вопросами. Скорее, это был кризис понимания, и никто не должен стыдиться подобных переживаний. Эти вопросы знакомы каждому, кому приходилось много читать Ветхий Завет. «Доколе, О Господи, доколе Ты будешь позволять врагам нашим торжествовать над нами?». Вопрос этот звучит снова и снова, особенно в дни после Давида, в эпоху пленения, когда слава золотого века Соломона стала лишь воспоминанием при реках Вавилона, а Израиль был сокрушен и с позором уведен в плен. Конечно, Израилю это казалось концом света, концом Завета, концом заботы Бога о Его избранном народе.


Рекомендуем почитать
Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Великие заговоры

Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.


Южноуральцы в боях и труде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кто Вы, «Железный Феликс»?

Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.