Он пришел. Книга первая - [35]
Площадь публичной казни была устроена перед высокими стенами дворца царя Дамаска. Перед каждой казнью за воротами этой площади выстраивались длинные очереди любопытных людей. Все они жаждали насладиться видом живого спектакля – смерти приговоренного к казни. Никто из них не скупился для приобретения входного билета. В тот день не хватило билетов для всех желающих. И вот! Произошло чудо! Аврам, сын Тераха, не сгорел в раскаленной печи. Наоборот! Все пребывающие в этот момент на месте казни слышали спокойный голос Аврама, исходящий из горла огненной печи, к которой уже никто не мог подойти и подбросить дрова. Огонь стал живым и усиливался сам по себе, без человеческой помощи. Глиняная печь от силы огня стала прозрачной, словно стекло, и жар пламени породил четкое видение. В центре чаши обозначался силуэт сидящего Аврама, но там же присутствовала и другая тень, которая двигалась по кругу. Видимо, они беседовали друг с другом.
Из толпы людей, завороженной происходящим чудом, вышли ходоки, разнося весть о происходящем во все стороны от Дамаска из Ура халдейского. И к большому городу стали стекаться живые реки человеческих душ, чтобы убедиться в правоте говорящих о чуде, не умещающемся в человеческом разуме.
На площади публичных казней стояла тишина. Никто не помышлял сказать ни единого слова. Все, затаив дыхание, прислушивались к словам, выходящим из горла раскаленной до прозрачности печи. Аврам, сын Тераха, сына Сруга, говорил в обращении к другому силуэту, находящемуся в той же печи: «Ты утверждаешь, что у Всесильного Бога много имен! Какие Они, Его Имена и что предначертано Всесильным Богом для будущих поколений??» Никто не слышал слов «другого», но вскоре Аврам продолжил: «То, что я сделал с идолами своего отца Тераха, было обдумано мною не в один день. Но я убедился в том, что если земля и небеса не могут называть себя богами, тогда абсолютная истина в том, что изделия рук человеческих ни под каким-либо предлогом не имеют права называться богами. Нет в них жизни, а значит, и нет у них никакой власти над людьми и над всеми живыми и неживыми мирами». Снова продолжительное молчание, а затем все тот же спокойный и уравновешенный голос Аврама продолжил: «Власть имущие берут взятки от своих советников и закрывают глаза на бесчеловечный произвол по отношению к тем, кто на них работает, и тем более к тем, кто им принадлежит, как вещь, – и через некоторое время заговорил вновь: – Я признаю власть Всесильного Бога, как могущество в Единоправии и в Единосуществовании над всеми творениями и всеми созданиями. Каждый, кто пребывает в разуме и надеется на произведение рук своих или на вышестоящего человека, допускает неисправимую ошибку и затягивает в смертельную ловушку всех остальных, которые ему доверяют во многом благодаря его имени». После этого Аврам, сын Тераха, не произнес ни единого слова и не вставал с колен до самого последнего мига пребывания в этой раскаленной глиняной печи. Семь дней не затихал огонь. Семь дней и семь ночей прибывали люди из других городов, чтобы полюбоваться чудом. На восьмой день от начала казни не выдержала печь силы огня и, треснув, рассыпалась на мелкие части и превратилась в пыль. В этот же день огонь потерял свою силу и, потухнув, даже не обдал дымом одежду Аврама. Лишь одно изменение легло на волосы этого человека – они стали белыми, словно падающий с небес снег.
За всем происходящим в этот момент на площади публичных казней в Дамаске наблюдал не только народ, собравшийся поглядеть на чудо в печи, сам царь Вавилона находился во встревоженном нетерпении, ожидая окончания этой казни.
В тот момент, когда неумолимый страшной силы огонь потерял свою силу, а затем исчез совсем, вокруг сидящего в центре бывшей печи Аврама встали по кругу личные телохранители царя. Старший из них подошел к Авраму и сказал: «Пусть простит нас Аврам, сын Тераха, за все, что ты претерпел от нас ранее! Потому что мы не имеем права на невыполнение повеления нашего властелина. Теперь позволь сопроводить тебя к царю. Царь Вавилона ожидает тебя для беседы с тобой. Не откажи нам в этой просьбе и проследуй вместе с нами к нашему господину! Ты приобрел уважение в глазах нашего царя».
Не поднимая головы, отвечал Аврам: «Уважение в глазах вашего царя приобрел не человек, приговоренный к смерти через сожжение, а человек, вышедший из огня невредимым благодаря милости Господа Бога Всесильного, Царя всех царей. Поэтому! Иди к твоему царю и скажи ему, так, мол, и так, но Аврам, сын Тераха, не может подняться к его величеству из-за того, что отсидел ноги за время пребывания в этой теплой печи, и потому, если не затруднит вашего царя, тогда пусть он проявит милость свою и спустится к человеку, приговоренному к смертной казни за надругательство над обожженной глиной и кусками дерева, из которых были вылеплены и выточены человеческими руками ваши божества, по слову вашего царя приносящие в жертву детей мужеского и женского пола». После сказанного Аврам замолчал, продолжая сидеть, не поднимая головы, на том же месте.
Начальник телохранителей царя, ощущая на себе взоры тысяч глаз, не нашел в себе ответа на сказанное Аврамом. Повернувшись, он отошел. Поднялся в комнаты царя, где пересказал слова Аврама, сына Тераха.
