ОН. Новая японская проза - [5]

Через два года после дебюта Такахаси на литературную сцену настоящим тайфуном ворвался Масахико Симада. Его первая повесть «Дивертисмент для добрых леваков» вышла в свет, когда автор еще учился на русском отделении Токийского университета иностранных языков. Каждое новое произведение Симады становилось темой споров и дискуссий, и хоть премии Акутагавы он так и не получил, но и без этого стал самым значительным литератором своего поколения. Он вошел в литературный мир этаким анфан-терриблем и нанес сокрушительный удар по бастиону традиционной прозы; Симада еще молод и продолжает удивлять читателей своими дерзкими художественными идеями, ярким стилистическим даром и самобытной философией.

Первое его произведение написано на автобиографическом материале и описывает жизнь студентов Токийского университета иностранных языков. Они создают кружок под названием «Соцклоунада», чтобы поддержать диссидентское движение в СССР и выступить в защиту Андрея Сахарова. Но, как явствует из самого названия, все их акции носят ярко выраженный пародийный характер — это поколение не имеет ни своей идеологии, ни даже анти-идеологии. Многое в этой повести не поддается переводу — начиная с самого названия. Слово «левак», савку, обычно пишут иероглифами, но у Симады оно написано слоговой азбукой, которой обычно пользуются первоклассники — уже в этом чувствуется буффонада. Через десятилетие после «идейного» самоубийства Мисимы, которое замышлялось как в высшей степени серьезный акт во славу правой идеологии, в Японии появилась литература, начисто лишенная какого бы то ни было идейного содержания и вообще малейших признаков серьезности.

4

Выше я коротко представил пять произведений второй половины 70-х и первой половины 80-х годов — пять текстов, которые определили лицо новой японской литературы. Многие авторы, включенные в нашу антологию, являются продолжателями именно этого направления. Характерная особенность японской прозы последних двух десятилетий (не только мужской, но и женской) — безыдейность, ломка традиционных ценностей, намеренная углубленность в повседневность и детали быта (например, главный герой романа «Слушай песнь ветра» скрупулезно записывает, сколько он выкурил сигарет, сколько раз занимался сексом и прочее); высокоразвитое общество потребления представлено множеством ярлыков, брэндов и фирменных названий. Японские мужчины будто утратили ориентацию, не могут больше навязывать свою волю Другому (женщине), но зато они стали гораздо добрее.

Таким образом, японская литература, можно сказать, обновилась почти полностью. И тем самым не оправдала чаяний иностранных, в том числе русских читателей, которым по-прежнему хочется видеть «красоту Японии».

Что же, собственно, произошло?

Изменились различные контекстообразующие среды. Особенно нагляден случай Такахаси, в прозе которого, вследствие вплетения всевозможных масскультовских кодов, размываются границы между литературой серьезной, элитарной и развлекательной беллетристикой. Тот же прием задиристой пародии использует другой автор, Кёдзи Кобаяси. Его рассказ «Ответный удар Японии», включенный в нашу антологию, свободно оперирует клишированными образами Японии и насквозь проникнут самоиронией — качеством, позволяющим взглянуть на себя со стороны. Кобаяси — писатель парадоксальный: отлично разбираясь в традиционных искусствах (таких как кабуки, сложение трехстиший или игра в сёги), он умудряется сочетать укорененность в национальной культуре с постмодернистскими играми.

В Японии литературу с давних пор был принято делить на «чистую», то есть элитарную, и «нечистую», то есть массовую. Одно и то же издательство в 1935 г. учредило две премии: премию Акутагавы для серьезной прозы и премию Наоки для развлекательной. С тех пор два эти направления существуют параллельно, не столько соперничая между собой, сколько друг друга дополняя. Однако в последние годы рубеж между двумя этими категориями становится условным. Например, тексты самых читаемых авторов — обоих Мураками и Бананы Ёсимото — во многом не совпадают с традиционным представлением о «настоящей» литературе. Из авторов антологии двое мужчин — Дзиро Асада и Макото Сиина — и две женщины — Каору Такамура и Миюки Миябэ — вообще-то числятся по ведомству массовой литературы, однако, как вы увидите, эта градация, действительно, утрачивает всякий смысл. Современному читателю обычно нет дела до авторской интенции писать «чистую» литературу или, наоборот, беллетристику; люди читают то, что им нравится, все категории и градации возникают уже потом. Сочинитель остросюжетных произведений Дзиро Асада владеет стилем письма лучше многих элитарных писателей, а диковинная фантастика Макото Сиины не укладывается в рамки досугового чтения и во многом напоминает экспериментальную прозу, обычно относимую к жанру «высокой» литературы. Привычная иерархия, по которой «чистая» литература находилась сверху, а массовая снизу, по сути дела функционировать в Японии перестала.

Другой из наших авторов, Сю Фудзисава, причисляемый к серьезным писателям, тоже не вполне укладывается в эти рамки. Его темы — секс, насилие, наркотики. Это жесткий, грубый мир, частица сегодняшней Японии, напоминает прозу Уильяма Берроуза и Чарльза Буковски. Даже в произведениях на экзотические, вроде бы оторванные от земли темы Фудзисава всегда наблюдателен и точен в реалиях современной жизни. В рассказе «Полночь в Буэнос-Айресе» описано весьма распространенное в нынешней Японии явление: танцевальные клубы для стариков (в качестве заголовка использовано название знаменитого танго Астора Пьяццоллы) — бытописательский реализм здесь переплетается с радикалистским покушением на общественные и литературные устои.