Он говорит - [32]

Утром, знаешь, такой щебет летом — это птицы отрываются, потому что днём их никто слушать не будет.

Вдруг вышла девка похмельная и уставилась на меня, как на милиционера.

Тоже, видать, чужая была в этом доме. Я тогда представил себе, как я её накормлю, а она мне скажет, такая:

— Не будешь возражать, если я буду курить в постели?

Потому что я хороший, я лучше, лучше всех, и могу разжечь костёр и завтрак сделать.

Да пропала эта девка где-то в коридоре, и время это утекло по трубам.

Не нужно разжигать теперь костёр с одной спички — разве, с одной зажигалки. И завтраки другие стали, многому я ещё потом научился, но много чего я упустил в жизни, пока не понял, что нужно быть не лучше всех, а надобно быть на своём месте».

Он говорит: «А я физруком в школе работал. А физрук по школе известно как ходит — в спортивном костюме. Во всех старых фильмах, как увидишь человека в олимпийке, так значит, физрук.

Мне ещё старые друзья по сборной всё время эти костюмы, да кроссовки подгоняли, на это я денег не жалел. Джинсов у меня сроду не было, а вот кроссовки были. Как у нас школьники говорили „Кто имеет `Адидас`, тому любая баба даст“. Ну. Не без этого.

Но тогда ведь что главное было — чтоб никто не убился. Как у тебя школьники бегают — неважно, всё равно все бегают плохо. Нужно просто отобрать нескольких, что и так в секциях занимаются, и отправлять их на соревнования. Сейчас не знаю, как с этим, а тогда это вполне работало. А потом пришли новые времена, и все начали в спортивных штанах ходить.

У меня даже несколько конфузов вышло. Меня все принимали за бандита средней руки, и никто — за человека с потугами на интеллектуальность.

Как-то я встретился с одной супружеской парой, что из Лондона прилетела, они там по линии Совфрахта сидели. Их и не узнать — когда мы все в институте учились, то они выглядели бедновато, а тут в своих английских костюмах, что он, что она. Ну и я… Пришли ко мне в школу, а у меня, как на грех, только спортивный костюм. Да и с деньгами стало не так, чтобы очень.

Всё равно, пошли в ресторан. Друзья кричат, что они угощают.

Пришли. И вот официант разбегается, и, минуя этих британцев, подбегает ко мне:

— Что ваши друзья будут пить?

Так вот всегда, и инкунабулу со счётом тоже всегда мне несут. Со всеми вытекающими из кармана последствиями.

Друзья мне под столом стали деньги совать, а сами стали с уважением смотреть.

Но потом всё вернулось на круги своя.

Теперь, как выбежишь из школы в магазинчик неподалёку, так на всякий случай паспорт берёшь. Тех, кто в спортивных штанах, чаще проверяют.

Но я всё равно доволен — за сорок лет ни разу галстук не надевал.

Ни разу.

Как для кого, а для меня это достижение».

Он говорит: «У каждого есть в знакомых какой-нибудь богатей. Ну, просто так мир устроен — богатеев не так мало, да и воспитание у нас такое — раньше-то мы в одних школах учились. Ведь откуда богатеи взялись? Да всё оттуда — не хватало всяких специальных школ для них, и они, ещё бедные, жили среди нас. Ну и у меня есть такой. Человек он нестарый, но уже стал персонажем книг, газетных статей и просто сплетен.

Времена были тогда для богатеев суровые — мы-то просто недоедали, а их то и дело в „Мерседесах“, как в крематориях жгли. Мы как-то с ним столкнулись (буквально на улице) и решили, что нам неплохо бы встретиться.

— Знаешь, — говорит он, — давай вместе позавтракаем. Вечерние встречи — это всегда пьянка, а мы ведь с тобой люди занятые. То на заседание нужно, то на гражданскую панихиду.

Я даже крякнул от такого о себе мнения, ну и возгордился немножко. Потому как я без работы второй год, и дел моих было только купить свеколки и лука нам с женой для борща.

И, продолжаю я думать, что очень всё это хорошо, тем более, что раз работы у меня нет, то, как начнёшь есть с утра, так можно этим бесконечно заниматься, без оглядки на то, когда метро закроют. Договорились, что я к нему утром заеду, причём я знаю, что олигарх мой все свои деньги уже заработал, и посему раньше одиннадцати не поднимается. Бурная ночная жизнь опять же.

— Во сколько звонить? — спрашиваю.

— Звони в девять, — отвечает.

Я подивился, но позвонил-таки. Однако мой знакомец поутру начал говорить со мной женским голосом, да и им-то сообщал, что находится вне какой-то зоны, да и вообще, может быть, выключен из этой жизни.

Интересоваться, почему в нашей стране олигарх находится вне зоны — дурной тон.

Вздохнул я, но гордость у бедняка — известное дело, что вода в пустыне. Перезвонил ему по служебному, один секретарь переключил на другого, тот продиктовал мне адрес.

На следующий день сел я на велосипедик и поехал по утреннему городу, и думаю, питаются олигархи дурно, всё вечером на презентациях тарталетки жуют всухомятку. Лишь иногда наклонится к нему официант с бутылкой и забормочет как киллер: „Бланманже-профитроль шестьдесят девятого года, а?“. Хорошо, что я ему на завтрак еду.

Приехал на место, позвонил снизу — никого нет. Позвонил снова — опять никого. Огляделся: стреляных гильз на газоне нет, и что случилось — непонятно. Вдруг, думаю, длинноногая секретарша запуталась ногами в простыне, и они типа заняты, выпутываются.