Оловянные солдатики - [55]

Голдвассера искала Ребус.

— Как, разве его здесь нет? — удивился Роу.

— Что-то не видно. По-моему, его уже давно нет.

— Да он где-то тут, — сказал Мак-Интош.

— И при рукопожатии его не видели.

— Нет, я его, кажется, видел, — сказал Мак-Интош.

— И я видел, это уж точно, — сказал Хоу.

— По-моему, я его видел, когда перерезали ленту, — сказал Роу.

— И я, — сказал Хоу.

— Он где-нибудь тут, — сказал Мак-Интош.

Ноббс, который уже начал было швырять через плечо пустые бокалы из-под шампанского, теперь снова пожимал руки. Он пожал руки мистеру и миссис Чиддингфолд, мистеру и миссис Пошлак, миссис Плашков.

— Рад познакомиться, — приговаривал он. — Крайне интересно. Очень рад видеть проделанную вами работу. До чего же интересно.

Людской ручеек струился вокруг миссис Плашков, ее поздравляли с умелой организацией мероприятия и особенно с тем, как она ловко подыскала Ноббса на роль королевы.

— По слухам, здесь присутствует ваш муж, — говорили ей все. — Я очень надеюсь, что вы нас познакомите. Мы все так давно хотим его увидеть.

— Он где-то здесь, — отвечала миссис Плашков. — Но где он сейчас, я сама не знаю.

Мак-Интош отвел Роу в сторонку.

— Да, повторял Роу. — Да.

— Понимаете, ведь будет куда быстрее, если на выполнение этой операции запрограммировать вычислительную машину.

— Да. Да-а-а-а.

— Нет ничего принципиально невозможного в том, чтобы запрограммировать машину на сочинение романа.

— Нет. Нет-нет.

— Мы можем с легкостью запрограммировать на эту работу «Эхо-4», новую вычислительную машину, которую установили в корпусе этики. Пусть на первом этапе это не будет ни глубокий, ни оригинальный роман. Пусть он даже не будет качественный. Не такой сложный, многоплановый труд, как задумали вы. Но тем не менее роман.

— Да-а-а-а, — произнес Роу.

Нунн отправил официантов за ящиком виски, заблаговременно припрятанным, чтобы в одиночестве пропустить рюмашку — другую после отъезда королевы. Он как нельзя лучше поладил с Пошлаком, который фамильярно облокотился на спинку больничного кресла сэра Прествика и выкладывал Нунну всю подноготную о программах Объединенной телестудии.

— Мы не презираем популярность, — говорил он. — Мы не стыдимся, что «Обхохочешься»… на каком счету у нас «Обхохочешься», Прествик?

— Делит четвертое место с «Деньгами на кон», Эр-Пэ, ответил сэр Прествик; он потягивал напиток с глюкозой и едва ворочал языком.

— Очень здорово, — сказал Нунн.

— Но мы также почитаем за честь и удовольствие еженедельно давать интеллектуальную программу под названием… как называется наша интеллектуальная программа, Прествик?

— «Северные Афины», Эр-Пэ.

— Это тематическая дискуссионная передача на древнегреческом. Ее никто не смотрит — в буквальном смысле, почти никто. Каковы показатели восприятия, Прествик?

— Слишком малы для подсчета, Эр-Пэ.

— А все же мы и не помышляем с ней распрощаться.

— Очень здорово.

— Почитаем за честь и удовольствие.

— Еще каплю виски, мистер Пошлак? — предложил Нунн.

— Спасибо. Почту за честь и удовольствие. Вот я и говорю… Что это за шум, Прествик?

Ноббс стал обходить помещение, пожимая руку всем и каждому.

— Чрезвычайно приятно, — приговаривал он. — В восторге от знакомства. Очарован.

— Ну разве он не изумителен? — снова зашептались жены. — На самой дружеской ноге со всеми.

Один — два человека помоложе — сотрудники менее чопорных отделов пустились в пляс. Ребус исчезла. Хоу поддакивал заведующему сбытом из паркетной фирмы, что, вне всякого сомнения, мир был создан между восьмым и четырнадцатым июля 5663 года до нашей эры. Пошлак обвил рукой плечо Чиддингфолда.

— Мы почитаем за честь и удовольствие ставить «Обхохочешься», мистер Чиддингфолд. За честь и удовольствие.

— Еще глоточек виски? — спросил Нунн.

— Почту за честь и удовольствие. Мне на донышко, Кен, плесни самую малость на донышко. За честь и… ради бога, Прествик, примите меры, чтобы прекратить этот адов грохот!

Окружающий мир казался Нунну тепленьким, веселым и приветливым. Словно вернулись былые времена, когда после жаркого трудового денечка, извлекши информацию из какого-нибудь непокорного туземца, Нунн, исполненный тихого торжества, возвращался в столовую, а там его ждала чертовски симпатичная рюмашка. В какие же игры они тогда играли? Комнатное регби. Английские бульдоги. «Где ты, Мориарти?» Все игры были чертовски симпатичные. Он поднял пустую бутылку из-под виски и огляделся, ища, кому бы ее отпасовать.

— Давайте же! — крикнул он. — Посмотрим на вас в деле!

Но никто не обратил на него внимания, и в конце концов Нунн провел быстрый пас какому-то человеку, смотревшему совсем в другую сторону, — просто проучить его за то, что он такой дрянной спортсмен.

— Давай же! — призвал он, но человек раскричался, стал потирать колено и прыгать на одной ноге. Вокруг него собралась горстка сочувствующих. В центре этой группы, на полу, Нунн увидел бутылку, послужившую мячом для регби, и почуял запах битвы. Он согнулся, защищая живот, и врезался в самую гущу, руками обхватил талии соседей справа и слева, проорал: «Трусы! Трусы, черт бы вас взял!»

В пляс пускалось все больше и больше народу. Ноббс стал проделывать свой обход с самого начала, на сей раз пожимая людям левую руку, чтобы никто не заподозрил, будто он слишком консервативен или высокомерен, чтобы распространить королевскую милость на левые руки.