Оливковая ферма - [87]

Мы не виделись несколько недель, но сейчас не смеемся и не спешим рассказать друг другу последние новости, как это обычно бывает после долгой разлуки. Мы молча сидим и смотрим на море. Откуда-то сзади доносится равномерный стук мяча о ракетки — как будто невидимый метроном отмеряет время. Время принимать решение.

Я первая нарушаю молчание:

— Что же мы будем делать?

Через неделю кончаются съемки в Гамбурге, и вся группа — актеры, гримеры, операторы, осветители и костюмеры — двинется в нашу сторону. Авангард из художников и декораторов уже здесь: живет в небольшом отельчике на третьей линии от берега. Рабочий материал уже просмотрен и одобрен всеми участвующими в проекте студиями, а девочка, занятая в главной роли, единодушно признана восходящей звездой. Казалось бы, нам остается только радоваться. Мы так и делали до сегодняшнего утра.

Французская компания, занявшая место британской телесети, обанкротилась. И не они одни. За пару последних месяцев в Париже вылетели в трубу несколько независимых телестудий, и нам грозит та же участь, если в ближайшее время мы не найдем выхода из кризиса. Мишель узнал эту новость уже три дня назад. Ничего не сказав мне, он полетел в Париж для переговоров со своим банком. После долгих колебаний, телефонных звонков и согласований сегодня утром банкиры сообщили ему о своем решении: они дадут нам кредит на продолжение съемок, но только при одном условии.

Хорошенькая загорелая официантка в шортах ставит передо мной тарелку зажаренных на гриле сардин и доливает мне в бокал розовое вино.

— Какое условие?

— Деньги дадут только под залог нашей фермы.

— Заложить «Аппассионату»? Нет! — кричу я.

Люди за соседними столиками перестают жевать и удивленно оглядываются. Мишель вздыхает. Нервы у нас обоих на пределе.

С того момента, как сегодня в полдень Мишель вылез из самолета и сел в машину, я болтала без перерыва, вводя его в курс последних событий на ферме и подготовки к приезду девочек: они прилетают сегодня вечером. Уже пару недель назад, закончив работу над сценарием, я с головой погрузилась в сельское хозяйство, и мне не терпелось поделиться с ним своими проблемами.

— Cicadelles. Такие маленькие белые мушки, меньше моли. Их ужасно много, и они жрут все подряд. Рене говорит, что это настоящая эпидемия. Они отложили яйца на апельсиновых деревьях, и листья совершенно обесцветились. Я их два раза опрыскала, и Хашиа тоже, но это бесполезно. Они просто улетают и нападают на что-нибудь другое. Розы и бугенвиллея тоже болеют. Берешься за листочек — и пальцы сразу же прилипают. Я боялась, что они набросятся на оливы, но они к ним даже не приближаются. Зато на оливах завелся paon. Помнишь, Рене показывал нам такие коричневые пятна на листьях? Так вот, девять деревьев уже заболели. Мишель, а ты почему все время молчишь? Наверное, я слишком много болтаю. Я так рада тебя видеть! У тебя все в порядке?

Вот тогда-то он и сказал мне. Мы уже вышли из машины и переходили улицу, направляясь к кафе.

— Мы не можем отдать им «Аппассионату», — повторяю я и чувствую, как под темными очками на глазах закипают слезы.

Мишель берет свой бокал, делает большой глоток и улыбается официантке, которая ставит перед ним тарелку с пармской ветчиной и зеленым салатом.

— Merci.

Мы начинаем есть, но свежайшая рыба кажется мне безвкусной, будто картон.

— Давай договоримся так, — говорит Мишель. — Ты съездишь в аэропорт за девочками, а я в это время попробую дозвониться еще в пару мест. Может, что-нибудь и получится.

— Каких мест?

— Какой-нибудь кабельный канал в Германии. Или детский канал в Италии. Еще не знаю. Надо подумать.

* * *

Ссора начинается, когда девочки убирают со стола посуду. Без всякого повода. У меня ужасное настроение, потому что перед обедом мы с Мишелем решили, что нам все-таки придется брать деньги под залог «Аппассионаты». Честно говоря, у нас просто нет другого выхода. Съемочной группе надо платить зарплату и вносить аванс за ее проживание в отеле. Правда, мы договорились забыть об этом решении до завтрашнего дня, но у меня не получилось.

Стоя вокруг обеденного стола, мы все орем друг на друга. У меня вспыльчивый характер, а Мишель еще с трудом старается сдержаться. Ванесса бросается на защиту отца и выкрикивает мне в лицо жесткие, горькие слова. Наверное, она права: я не имею никакого права обвинять Мишеля — мне-то точно известно, что он ни в чем не виноват. И все-таки обидно, что девочки так безоговорочно принимают его сторону, ведь я привыкла верить, что мы — одна семья. Бросив на стол грязное кухонное полотенце, я разворачиваюсь и убегаю в спальню и там зарываюсь головой в подушки.

* * *

Раннее утро. Все еще спят. Роса на траве сверкает, как россыпь настоящих бриллиантов. Один вид голубого безмятежного неба успокаивает мои натянутые нервы. Где-то вдалеке кукует кукушка. Я сижу на полуразрушенной каменной стене и с болью в сердце любуюсь пейзажем, который уже привыкла считать своим. Неужели этому скоро придет конец? Как же хорошо нам жилось совсем недавно! Пусть у нас не было денег на ремонт этих живописных руин, но жизнь среди них все равно была волшебно прекрасной. Мне больно думать о том, что я могу все это потерять.