Олимпийский диск - [8]
Новое, расширившееся государство Элида удобно расположилось в долинах трех рек: Пенея, Ладена и Алфея. Элида не знала никаких потрясений, не вмешивалась в чужие дела, над ее плодородными полями не проносилось даже то авантюрное беспокойство, которое из всех уголков Греции поднимало колонистов на освоение заморских колоний. Казалось, история этой страны уснула в тени олимпийской оливы.
Пробудил ее только глас персидской войны. Правящая олигархия не вняла зову защиты отечества. Она предпочла выжидать, чтобы в последнюю минуту присоединиться к победителям, как это было в обычае святынь и аристократических правителей. Рассчитали настолько точно, что отряды элейцев оказались под Платеями в момент завершения битвы. Победители-греки как раз готовились к жертвоприношениям и разделу трофеев. Запоздавших союзников встретили насмешками, их оскорбили перед всем миром. Воины Элиды возвратились домой, сгорая от стыда и с репутацией предателей. Этими настроениями воспользовалась демократическая партия: подогрев атмосферу возмущения, она произвела государственный переворот. После ниспровержения олигархии возник Союз общин, служащие сделались выборными, все решал Совет Шестисот, собирались народные собрания, как в Афинах.
Все это, однако, не изменило самого характера жизни Элиды, которая не желала расставаться со своей сельской тишиной. Люди продолжали жить среди виноградников и полей, не интересуясь правителями, не очень заботясь о судьбах столицы. Она приобретала значение только в год Олимпиады, ибо здесь находилась администрация игр. Но и она претерпела изменения. Вместо двух наследственных элленодиков избиралось девять, по одному от каждого элидского рода. Период их правления продолжался четыре года и завершался через месяц по окончании игр.
В этом году была первая Олимпиада, которая проводилась новыми элленодиками. Их избрали из числа граждан, которым богатство давало возможность быть свободными и независимыми в суждениях. Проблемы гимнастики и состязаний никому не были чужды. Они же отличались большими, нежели у других, познаниями. При всем том им не доверяли до такой степени, чтобы начисто оставить без опеки, поэтому, заботясь о преемственности опыта и традиций, оставили двух предыдущих элленодиков, с тем чтобы своими советами они помогли вновь избранным. Их не наделили никакими полномочиями, сами они ничего не решали, но для этих двух старцев, жизнь которых прошла среди игр и которые не воспринимали жизни вне стадиона, было достаточным утешением, что в своем новом звании номофилаков - "стражей закона", как их именовали, - они могли сберечь мудрость веков в хаосе молодого и беспамятного времени.
III. Пора оливок
Элида, столица элидской земли, находилась в глубине страны, у Пелопоннеса. Разбросанная, словно деревня, она укрыла свои кирпичные домики садами и рощами. В более густо заселенных районах жизнь сосредоточивалась вокруг проблем, связанных с гимнастикой. Этому была подчинена торговля и промыслы города. Через открытые двери можно было увидеть ремесленников, изготовляющих диски, копья, гальтеры, бойцовские ремни, скребки. Лавчонки с оливковым маслом тянулись длинной вереницей, сливаясь с гончарными рядами, улица была заставлена сосудами для масла от маленьких арибаллов и бомбилиев до внушительных размеров двухушных амфор, рассчитанных на многомесячный запас. Неподалеку обычно прохаживались или сидели на скамьях старые атлеты, ожидая, когда их пригласят в качестве тренеров. Они заговаривали с молодыми людьми, ошеломляя их своим знанием сортов масел, суждениями о гимнастических принадлежностях.
Однако спортсмены, которые прибыли в тот день, застали дома запертыми, а улицы опустевшими; и не у кого было узнать дорогу в гимнасий. Они сами разыскали его, заметив большой, обнесенный стеной участок. Но войти в ближайшие со стороны реки ворота с улицы Молчания они не смогли и кружным путем дошли до рынка, где неожиданно оказались среди возбужденной толпы.
По всей Рыночной площади перекатывался странный гул и рокот негромких голосов. В какой-то момент все утихло, и с запада донеслось пение.
В той части рынка возвышался храм Силена, а за ним виднелось небольшое строение без всяких украшений, без колонн, с плоской крышей. Своими четырехугольными очертаниями оно напоминало игральную кость, выточенную из камня. Низкие, покрытые зеленым налетом двери были заперты, а засов, которым их закрыли, был обмотан веревкой, стянутой несколькими узлами. Именно перед этими запечатанными дверьми хор, состоящий из шестнадцати жриц, пел:
Явись, бог весны Дионис!
Войди в святыню Элиды!
Тебя сопровождают белорукие хариты,
Слышен стук твоих копыт,
Почтенный, благородный бык!
Песня повторялась многократно, все более нетерпеливая, страстная, она перешла почти в крик и неожиданно оборвалась. Толпа застыла, все неотрывно смотрели на дверь часовни.
Жрицы развязывали веревку, каждая по очереди распутывала один из узлов. Последняя отодвинула засов, и три из них вошли в храм. Тишина на рынке сделалась еще более глубокой и гнетущей. Но скоро три женщины снова появились на пороге, неся большие кувшины. Радость, которой светились их лица, распространилась, как пламя. Послышались восклицания, славящие Диониса.
