Когда неполных два года назад я работал над «Мифологией», предназначенной для юного читателя (правда, в первую очередь ее прочитал так называемый взрослый читатель), я с сожалением увидел, как много необычайно интересного материала не смогло попасть в мою книгу из высших педагогических соображений. И когда меня коробило при кастрировании греческих мифов, я брал ту или иную историю и ради собственного удовольствия развертывал ее в рассказ, наполненный старыми образами и новыми домыслами. Так создавались легкие рассказики, прихотливо сочиняемые на полях моих любимых древних авторов, пока из них не составилась книжка, которая, как думаю, станет приятным чтением для обделенного взрослого читателя.
С богами и героями Древней Греции я дружу издавна. Кажется, знаю их достаточно хорошо и без грубых ошибок могу отобразить их запутанные судьбы. Но мои знания не являются знаниями ученого. Глубоко уважаю терпеливых тружеников, которые собирали и расшифровывали греческие мифы, но, при всем к ним уважении, не собираюсь идти по их стопам. С интересом просматриваю их ученые труды, однако пользоваться результатами научного анализа мифов избегаю. Поэтому нигде не поясняю, что история Пасифаи содержит следы первобытного культа быка или что Афина была когда-то совой. Не отслеживаю развитие греческой легенды с глобусом звездного неба в руках и не принижаю достойных восхищения персонажей греческой мифологии ссылками на их происхождение из простоватых сельских обрядов.
Итак, я не ученый. Если временами и вступаю в катакомбы знания, какими являются большие библиотеки, то лишь для того, чтобы потом с большей радостью дышать свежим воздухом свободной и непринужденной фантазии. Мифология представляется мне роскошным садом, по которому надо прогуливаться тихо и деликатно. Хочу наслаждаться ароматом растущих там цветов, а не познавать тайны их строения ценой оторванных лепестков. Наверное, обнаруживаю тем самым непростительное верхоглядство, достойное осуждения серьезных людей.
Впрочем, виновато не только мое легкомыслие, но и мои учителя, а учителями моими были не теологи и историки религии, а поэты, и у них я позаимствовал беззаботный обычай принимать всерьез древние россказни без поиска сокрытого в них глубоко смысла. Меня не посвящали в какие-либо таинства, и поэтому я не обязан трактовать романы Зевса с мистических позиций. Я привык воспринимать его как особу, нацеленную исключительно на погоню за наслаждениями, и вместе с Г. Кицлером, геттингенским магистром искусства, считаю, что «в соответствии с королевско-ганноверским уголовным правом Зевс сто раз заработал заключение, если не казнь через повешение». Это, однако, нисколько не мешает моему чувству любви и восхищения по отношению к данному образу.
За исключением окружающего фантастического ореола олимпийские боги не имеют в себе ничего божественного. Думаю, что они в полной мере соответствуют восприятию их греками как полного образа и подобия людей. Эти боги испытывают радость, голод, печаль, они ревнивы, похотливы, завистливы, коварны, вероломны, способны на сочувствие, иногда забывают обиды, иногда злопамятны, совсем как люди, и порой их бессмертие – единственное, что отличает их от людей, – может стать для них мучением, как, например, для мудрого кентавра Хирона, который в муках своих молил о смерти.
Эту книгу некоторые могут назвать плохой, упрекая ее в непристойности или извращенности. Но это не так. Нет плохих книг, кроме тех, что плохо написаны. Бывают, правда, плохие минуты, в которые самая хорошая книга не поможет и даже ухудшит настроение. Не будем ханжами перед прошлым. Я писал эту книгу исходя из простоты понятий древних греков и хотел бы, чтобы ее так и читали. Наша мораль, возникшая после нескольких веков мыслительного хаоса, не подходит для оценки морали древних греков. Если бы они столкнулись с нашим лицемерием, оно только подтвердило бы их отношение ко всем, кто не живет под благословенными лучами греческого солнца, как к варварам. Еще Геродот сказал: «У лидийцев, как почти у всех варваров, даже мужчина стыдится показаться голым». Они верили, что нет ничего прекраснее человеческого тела, и были близки к мысли, что любовь является самым священным чувством на земле. Любовь, любовные дела древние никогда не связывали с понятиями стыда и бесстыдства. А если кому-то и понадобилось бы это сделать, нашли бы ответ в пословице: «И бесстыдство является божеством». Да, и этому божеству был поставлен храм в Афинах…
Я. П.
1955 г.
