Олимпийский чемпион - [13]

Через несколько дней Чахлика вызвал к себе начальник колонии. Его звали Петр Филиппович, и был он старым, прожженным плутом. Он не брезговал ничем – ни спекуляцией лесом, ни наркотиками, ни воровством с лагерной кухни. Зеки даже шутили между собой, что, мол, держат для него персональную шконку в бараке, потому что такого вора, как Петр Филиппович, днем с огнем не сыскать. Но судьба была милостива к начальнику, и даже в грозные советские времена Петр Филиппович не попался на своих махинациях. А с наступлением новых порядков он и вовсе перестал бояться наказания за воровство.

С властями формальными и неформальными Петр Филиппович всегда дружил. Многие из тех, кто когда-то гостил у него в колонии, теперь сделались большими шишками. С ними он был в приятельских отношениях и иногда выполнял их просьбы в обмен на помощь в делах или крупную сумму денег. За годы службы Петр Филиппович сделался очень небедным человеком, но патологическая жадность и привычка к власти не давали ему уйти на пенсию. Он держался за свое место зубами и когтями и, скорее всего, намеревался оставаться на своем посту до конца жизни. А был Петр Филиппович человеком здоровым и бодрым, так что даже осужденные на максимальные сроки не надеялись дожить до нового начальника колонии.

Чахлик стоял посреди кабинета Петра Филипповича, как положено, заложив руки за спину. Начальник колонии молча перебирал бумаги на столе, время от времени поглядывая на заключенного поверх очков в золотой оправе. Наконец, отложив бумажки в сторону, он заговорил:

– Ну что, Андрей Игоревич Васильев, не надоело тебе на зоне?

– Да нет… – осторожно сказал Чахлик, – тепло, хорошо. Кормят…

– Но на воле-то лучше? – продолжал допытываться Петр Филиппович.

– Ясное дело. – Чахлик никак не мог понять, чего от него хотят. – На воле завсегда лучше.

– А выйти хочешь?

Чахлик усмехнулся:

– Мне еще пять годков тут трубить. Сами знаете.

– Ну уже чуть меньше, – сказал Петр Филиппович, заглядывая в личное дело Чахлика, – на два месяца… Но знаешь, кто-то и за два месяца исправиться может. А исправление и возвращение к нормальной жизни – главная цель наказания.

Начальник колонии иронично смотрел на Чахлика, который никак не мог взять в толк, зачем его вызвали.

– К тому же, – продолжал Петр Филиппович, – знаю, что отношения у тебя не очень складываются.

«Ну и ну, – подумал Чахлик, – неужели он и про последний разговор с Усманом знает?»

– Ну ладно, не буду тебя мучить. – Петр Филиппович усмехнулся и протянул зеку какую-то бумагу. – Вот читай.

Это было постановление об условно-досрочном освобождении Андрея Игоревича Васильева по причине образцового поведения и в связи с амнистией.

Петр Филиппович с самодовольной улыбкой наблюдал, как бледнеет и вытягивается лицо Чахлика. Андрей посмотрел в глаза начальнику, а тот, выдержав паузу, расхохотался:

– Ну что, не ожидал?

– Нет, – честно признался Чахлик.

– Вот так-то… Жизнь, она, брат, штука непредсказуемая. Так что открой вон тот шкаф, переоденься в гражданку. На волю выходишь, дурак. Давай швыдче.

Чахлик открыл шкаф и начал лихорадочно быстро переодеваться в чистую, абсолютно новую одежду.

– А кто… Кто добился этого? – наконец, набравшись смелости, спросил он.

– Э-э, брат, значит, нашлись хорошие люди… Подсуетились.

Наблюдая за лихорадочно переодевающимся Чахликом, Петр Филиппович решил дать ему напутственное слово:

– Вот ты, Андрей, молодой парень. Пора бы образумиться, на работу пойти. Делать-то что-нибудь умеешь? Не умеешь… А мог бы научиться. Короче, вот тебе мой совет. Кончай ты со своими делишками. Они тебя до добра не доведут. Все равно вернешься сюда. И тогда, скорее всего, добрых людей больше не найдется… Будешь по полной трубить.

– Кому это я понадобился? – спросил Чахлик, натягивая джинсы.

– Скоро сам узнаешь.

– Не Титану ли, часом?

– Не знаю, о ком ты говоришь. – Голос Петра Филипповича приобрел металлические интонации. – Давай выметайся быстрее. А то сейчас распоряжусь – и пристрелят при попытке, так сказать.

Чахлик замолчал, зная, что в каждой шутке Петра Филипповича есть доля правды.

Ровно через пятнадцать минут, забрав свои нехитрые вещички из барака, зек Васильев стоял у ворот колонии. Попрощаться ни с кем Чахлику не удалось, да он и не испытывал особого желания. Могли начаться вопросы, ответов на которые он не знал. Единственное, что чувствовал Чахлик, это то, что сейчас у него начинается новый период в жизни. Плохой или хороший – пока неизвестно. Но абсолютно новый – это точно…

Возле лагерного КПП его ждали двое крепких ребят, одетых в одинаковые черные костюмы. Один из них подошел к Чахлику, а второй сел за руль дорогого, но забрызганного грязью джипа.

– Привет, – пробасил подошедший. – Мы за тобой от Титана. Садись, поехали.

Чахлик важно уселся на заднем сиденье.

«Все-таки ценит братва настоящих пацанов», – самодовольно подумал он.

Машина сорвалась с места и понеслась, подпрыгивая по пыльному проселку.

Уже под вечер джип подъехал к огромному трехэтажному особняку и остановился перед воротами, осветив их фарами.

Чахлик сидел на заднем сиденье и смотрел на освещенные закатным солнцем железные пики, венчающие высоченный забор, на медленно оглядывающий машину фиолетовый глаз камеры слежения.