Олимпионик из Артаксаты - [34]

— Такого ещё не было, чтобы победу на играх в Олимпии одержал варвар! Возможно ли это? Боги, помогите Вараздату!

— Вставай, Эпикрад! Вставай, Эпикрад! — звали с трибун афиняне.

И Эпикрад встал. Встал сначала на одно колено, затем на другое, сделал глубокий вдох. Но не стал задерживаться в этом положении. И не потому, что знаменитому Эпикраду не пристало стоить на коленях. Двукратный олимпионик, победитель многих кулачных состязаний, он рвался к победе. Он был подлинным атлетом и тянуть время, отдыхать на песке не собирался. Всё происшедшее казалось ему случайностью. И это не позволяло ему правильно оценить ход поединка. Афинянин не чувствовал, что силы его исчерпаны. Он был полон решимости продолжать бой. И потому встал.

Мутными глазами отыскал чужестранца. Сделал два шага навстречу, силясь поднять руки. И вдруг снова получил удар правой в подбородок и вслед за тем, уже падая, другой — снизу в челюсть. Трибуны ревели от восторга. Но в ушах Эпикрада стояла абсолютная тишина. Он лежал ничком на песке и ничего не слышал, ничего не сознавал.

Стадион продолжал бушевать. Элланодик, руководивший поединком, подошёл к поверженному бойцу и повернул его на спину. Опытным взглядом он определил глубокий обморок. Тогда он сделал знак рукой, и с трибун на арену бросилось несколько человек. Впереди, не стесняясь своих слёз, бежал крупный седой старик — отец поединщика. Он поднёс к лицу сына маленький аррибал, дал ему понюхать. Но Эпикрад не приходил в себя. Тогда его земляки-афиняне с помощью рабов с трудом подняли поединщика и унесли на край стадиона, где ещё долго прикладывали к его носу сосуд с пахучей жидкостью, прежде чем он начал воспринимать окружающее.

А публика, забыв о поверженном кумире, не переставала рукоплескать и возносить хвалу победителю. Ещё до того, как элланодик вернулся к центру арены с белой шерстяной лентой и пальмовой ветвью, к Вараздату подбежал Иккос. Он положил руки на плечи Вараздата и взволнованно произнёс:

— Ты достоин этой победы, Вараздат! Никто из нас не мог бы взять верх над Эпикрадом. И ещё, я благодарю тебя за заступничество. Я никогда не забуду ни этого поединка, ни того, как ты спас меня от унижения.

Вараздат тяжело дышал, кровяные пятна на его щеке и груди свидетельствовали о том, что победа на Играх достаётся отнюдь не легко. Элланодик молча повязал ему на голову белую ленту и, вручив пальмовую ветвь, поднял его правую руку. Тотчас же заиграл рожок, и глашатай, гот самый, что получил звание самого громкого голоса Олимпии, трижды на греческий лад выкрикнул на весь стадион:

— Вараздатэс, сын Анобаса из Артаксаты, — олимпионик!

Перескакивая через барьер, зрители бросились на арену. Земляки подхватили Вараздата на плечи и понесли к выходу, а затем дальше, в палаточный город, где расположилась община выходцев из Армении. Деметра и её рабыня Фату, оживлённо переговариваясь, пошли вслед за шествием, надеясь поздравить олимпионика. Но пробраться к нему не было никакой возможности. Его окружала плотная толпа поклонников. Пронзительные трели зурны перекрывали нежное пение флейты, под звуки которой греки чествовали олимпиоников.

Глава VII Венок Каллистефана

Наступил предпоследний день Игр. На ристалище проводились самые захватывающие состязания — гонки колесниц с запряжёнными в них четвёрками коней.

С рассвета толпы людей устремились к восточной стене Альтиды, туда, где между стадионом и домом Нерона начинался ипподром — арена увлекательных и часто кровавых гонок. Едва открылись ворота ристалища, как зрители ворвались в него, стараясь занять лучшие места. Здесь, как и на стадионе, специальных сидячих мест не было. Исключение составляли лишь две трибуны, отведённые для элланодиков и почётных гостей Игр. Зрители располагались вдоль дорожки ипподрома за каменным барьером. Особенно людно было у старта, а также в конце ристалища, там, где напротив поворотного столба у внешней бровки ипподрома находился другой столб, тараксипп, в котором, по преданию, поселился злой дух. Квадригам предстояло проходить в створ между поворотным столбом и тараксиппом шесть раз за гонку. Тараксипп вырастал перед глазами неожиданно, он пугал коней, и редкая гонка заканчивалась благополучно для всех экипажей.

Часть публики, понимавшая толк в лошадях, осаждала с утра участок, отведённый под временные конюшни. Здесь вырос целый городок из больших кожаных и полотняных палаток. В них под строгой охраной стражников Олимпии и конюхов содержались лошади и колесницы. До самого старта мастера приводили в порядок экипажи, кузнецы подковывали коней, возничие и владельцы квадриг проверяли до мельчайших деталей постромки, вожжи, колёса — в общем, всё то, от чего зависел успех гонки. Но главным предметом забот были, конечно, кони. Им давали отборный ячмень и поили предварительно отстоявшейся ключевой водой. Однако сегодня, в день гонок, лошадей не кормили, а в воду, которую они пили, добавили для возбуждения по доброму кувшину вина.

Вчера после осмотра лошадей и колесниц элланодики допустили к стартам лишь четырнадцать квадриг. Теперь ярко раскрашенные колесницы с богато убранными конями совершали последний круг под придирчивыми взглядами судей. Лошади были самых различных мастей: гнедые, рыжие, пегие, сивые, каурые. Особенно много было серых коней различных оттенков. Здесь были четвёрки знаменитых нисейских коней из Мидии, тонконогих арабских скакунов из Египта, стройных персидских лошадей, купленных каким-то богатым вельможей, выносливых армянских коней, которые составляли основное ядро византийской конницы. Как и атлеты, лошади были натёрты оливковым маслом.