Олимпиец - [44]

Мне просто не верилось — неужели это говорит она, Джил? Мне всё казалось настолько очевидным, что и объяснять ничего не надо.

«А если бы ты установила рекорд, разве ты не хотела бы его удержать?» Она ответила: «Конечно, хотела бы, но я бы не стала такой одержимой, как ты. Ты себя ведёшь так, будто рекорд — твоя собственность. Страшно смотреть, как ты себя терзаешь. Не знаешь ни отдыха, ни покоя. Даже когда рекорд принадлежал тебе, ты только и думал, как бы у тебя его не отняли. Ты уже доказал, на что способен, все знают твою истинную цену, может, ты ещё и вернёшь себе рекорд, но даже если нет, к чему так убиваться?»

Я сказал: «Послушай, ну как ты не понимаешь? Если я лучший милевик в мире, значит, и рекорд должен быть у меня, так?» Она лишь взглянула на меня и снова улеглась на живот. Я постоял с минуту, глядя на неё, потом подумал: «К чёрту всё!» — и пошёл к морю.

«Среди тех, кто присутствовал вчера на ленче в Букингемском дворце, находились бывший рекордсмен в беге на милю Айк Лоу и его жена — спринтер Джил.

Айк сказал: «Герцог Эдинбургский, видимо, хорошо разбирается в лёгкой атлетике. Он о многом меня спрашивал, а потом сказал: «А ведь мировой рекорд вы должны нам вернуть».

«Как себя чувствует жена, если она трудится в той же области, что и её муж?

Я говорил об этом с тремя женщинами: спринтером международного класса, знаменитой актрисой и скульптором, чьи абстрактные произведения оказались под огнём критики.

— На мой взгляд, общие интересы помогают в жизни, — ответила привлекательная двадцатидвухлетняя Джил Лоу, чей муж, Айк, — лучший бегун на милю в Британии. — Помогают, если жена по–настоящему заинтересована в том, чем занимается муж, и наоборот. Большинству жён надоедают разговоры мужей о фабрике или конторе, а мужьям неинтересны разговоры жён об их мелких домашних проблемах.

Я спросил, не считает ли она, что карьера мужа может затмить её собственную карьеру: «Ведь вы были известным спринтером ещё до того, как вышли замуж за человека, который потом побил мировой рекорд».

— Вовсе нет, — ответила эта красивая черноволосая учительница с великолепной фигурой. — Мы с Айком помогаем друг другу. Часто тренируемся вместе. Думаю, я стала бегать лучше после того, как вышла замуж за Айка. Я, конечно, понимаю, что Айк как легкоатлет много одарённее меня, хотя мужчин–легкоатлетов судят по более высоким меркам, чем женщин… Но я не принесла себя в жертву, не подчинила свои интересы его интересам. Просто у женщины всегда есть и другие заботы.

— Например, дети, — подсказал я.

— У нас обязательно будут дети. Но сейчас на первом месте бег.

— Бег Айка или ваш собственный?

— Наш бег, — твёрдо ответила она».

Зимой я много думал. Хотелось зарыться, как суслик в нору, и отоспаться до весны, ведь зима — мёртвый сезон, ты будто неприкаянный. Эта зима оказалась ещё хуже прошлой, тогда я хоть добивался мирового рекорда, стремился к тому, чего у меня ещё не было, а теперь, когда я им владел и снова потерял, такого заряда не было — я его снова верну, у меня его снова заберут, и так до бесконечности?

Даже Сэм стал говорить об этом реже. Его больше заботили Игры Содружества, но они только через год. Можно с тем же успехом думать об Олимпиаде, до которой осталось ещё три года, — ведь, по сути, они–то важнее всего. По сравнению с ними ничего не стоит даже мировой рекорд.

У меня есть фото Купера, я вырезал его из газеты и повесил над кроватью. Джил, увидев его, спросила: «Это ещё для чего?» Я ответил: «Так, для напоминания».

Она заметила: «Что ж, надеюсь, и он повесил твоё фото над своей кроватью». Я спросил: «Зачем? Потому что я красивее?» Она сказала: «Нет, просто н 6 адеюсь, что его так же тревожит мысль о тебе, как тебя — о нём. Если будешь продолжать в таком же духе, он тебя обойдёт раньше, чем ты выйдешь на старт». Я буркнул: «Сам знаю, что делаю». Над её словами задумался и через неделю фотографию снял, засунул в бумажник.

Сэм всегда говорил о Купере с насмешкой — кого, мол, он победил да какие крупные соревнования выиграл? Одно дело побить рекорд, а побеждать в соревнованиях — совсем другое. Послушаешь его — вроде всё правильно, но наедине с самим собой я думал: что там ни говори, а этот парень побил рекорд.

Как–то я сказал Джил: «Вот бы встретиться с ним пораньше, победить хоть разок, даже в закрытом помещении». Она ответила: «Вряд ли это нужно». — «Как так? Что ты имеешь в виду?» Я был очень взвинчен всё время, сердился на неё, когда со мной не соглашалась. Мне нужна была уверенность в себе, и казалось, что я её теряю. Но потом я успокоился и подумал: «Может, она и права, а не прав я или даже Сэм». По некоторым вопросам они так расходились во мнениях, что кто–то из них должен был ошибаться. Раньше я не сомневался в его правоте, был ещё молод, а он всё за меня планировал, и, как правило, всё выходило так, как он говорил. Одного я не мог понять: если мировой рекорд не так уж важен, чего ради прошлой зимой он столько говорил о нём? А этой зимой — только об Играх Содружества. Наверное, если я и на них сяду в лужу, на следующий год речь пойдёт только об Олимпиаде.