Олимпиец - [32]

Айк. Когда Алан стал бегать медленнее, он купил скоростную машину.

Алан. Тонко подмечено.

Алан открывает дверцу спортивной машины, садится за руль, а Сэм, взглянув с гримасой на остальных, садится с другой стороны. Айк и Джил забираются в «Кортину» спереди, а Том — сзади.

Сэм. Ах, ничто не сравнится со скоростью человеческого бега!

Машины отъезжают.

Она — девушка серьёзная, это для неё самое подходящее слово. Не скучная или без юмора, не тупая, а серьёзная. Про Айка этого не скажешь, он относится серьёзно только к бегу. К своему бегу. Его мало волнует судьба других бегунов, всей лёгкой атлетики, то, как нами помыкают. Он не входит ни в какие комитеты, его нужно сильно уговаривать что–то подписать, и люди иногда сердятся на него. И я тоже.

Как повезло Айку, что он встретил Джил; к его возможностям она относится не менее серьёзно, чем он сам. Ему повезло вдвойне — ведь и сама по себе она прелесть. Я и сам на неё заглядывался, но меня остановила её серьёзность; она не из тех, с кем быстро сходишься в поездках, не для лёгких интрижек. Когда она меня отшила, в голосе слышался упрёк: «А-лан!» — и это тем обиднее, что она явно чувственна.

Было интересно наблюдать в Олимпийской деревне за влюблённым Айком, он ходил с таким отрешённым видом, в глазах дурман. Было ясно, что он думает не о рекордах, не о времени на круге. Хотелось посмотреть, как к этому отнесётся Сэм, и поначалу тот не выказывал недовольства. Ведь Джил с готовностью покорилась. Подчинила свои интересы интересам Айка, чтобы вместе тренироваться и быть рядом во время зарубежных поездок. Наверное, она из тех девушек, которые хотят принести себя в жертву какому–нибудь идеалу, желательно воплощённому в мужчине.

Как–то мы вместе наблюдали за его бегом — он захватил её целиком, она смотрела на Айка как завороженная, мне даже стало завидно, а она сказала: «Разве не великолепно он бежит?» Но и он обожал её. Не только в Риме, в последнем случае, некоторое время. Они оба были окружены тем особым ореолом, какой витает над влюблёнными. Рядом с ними ты чувствовал себя лишним.

Сэм, как я уже говорил, Джил принял, хотя вообще бегуний недолюбливал. Может, он понял, что тут его карта бита. Он часто говорит Айку в присутствии Джил: «Айк, ты уже победил на Олимпийских играх. Ты привёз из Рима кое–что подороже медали». На лице Айка — неуловимая улыбка, он смотрит на Джил, встречается с ней взглядом и снова улыбается — теперь уже ей.

Мы не занимались любовью в Риме. Кто–нибудь всегда был в моей или в её комнате, на женскую половину вообще попасть не просто. К тому же мы не хотели, чтобы первый раз всё было в спешке, когда приходится прислушиваться, нет ли кого у двери. Иногда это бывало даже забавно, но не с Джил, я знал: этим всё можно испортить.

Прилетев в Англию, команда остановилась на ночь в Ланкастер — Гейт, я и не думал, что всё случится именно там. В комнатах селили по два человека, я оказался с Аланом, все то и дело сновали из комнаты в комнату. На всё вышло непроизвольно, может, потому, что нам обоим этого очень хотелось.

Я за чем–то пошёл наверх — мой номер был на первом этаже — и когда поднялся на площадку второго этажа, из коридора появилась Джил. Вокруг никого не было. Мы посмотрели друг на друга, поцеловались, и вдруг поняли, что больше ждать не можем. Я быстро провёл её в свою комнату — знал, что Алан в баре, — а когда мы вошли, запер дверь на ключ. Так хорошо мне ещё никогда не было…

Когда она на три недели уехала на север, мне было плохо, как никогда. Я терзался из–за всего вдвойне. Не знаю, что было хуже — разлука с Джил или воспоминания о том, что случилось но Олимпиаде; ведь когда Джил была рядом, я был словно под анастезией, не чувствовал никакой боли. Я тогда тренировался, как дьявол, сперва залечивал ногу, потом снова в лесопарк — отвлечься мне было больше нечем. Я удивил даже Сэма, он и не догадывался о причине.

Он меня здорово поддержал в тот момент, подбадривал как мог, говорил, что теперь моя ближайшая цель — мировой рекорд: ведь до следующей Олимпиады четыре года. Конечно, я хотел отнять рекорд у Брэка, но я и раньше побеждал его и что я, собственно, докажу, если обгоню его ещё раз? Вот если бы я победил его в Риме…

Стен Линг добыл для Сэма спортзал, куда временами ходил и сам с другими ожиревшими бизнесменами. Частенько там занимались и спортсмены. Было смешно видеть Сэма среди серебристых штанг и плюшевых ковров в тех же потёртых джинсах и свитере, смотреть, как он гоняет старых толстяков. Наверное, Сэм согласился взять зал потому, что он стал для него финансовой базой — ведь со спортсменов он никогда не брал и гроша.

Мы с Джил собирались пожениться, договорились об этом ещё в Риме, и она решила перебраться в Лондон, устроиться учительницей. Джил раньше преподавала в Манчестере. Я поехал знакомиться с её семьёй, все они мне понравились. Её старик чем–то напоминал моего, он был из текстильной фабрике. Два старших брата уже имели свои семьи, а мать походила на Джил, только была полнее. Очень спокойная, она то и дело приносила чай. Конечно, им трудно было смириться с мыслью о том, что Джил переедет в Лондон, но вообще–то люди оказались очень славные. Главное, они не стали её отговаривать.