Олимпиец - [18]
А если наступит горькое похмелье? Терзать и терзать своё тело, когда его возможности уже исчерпаны? Приспосабливаться к этим ноющим, завистливым, мелкобуржуазным чиновникам? И напыщенным пророкам — тренерам, считающим, что им известна великая тайна? И к другим спортсменам, с их пустыми перебранкам, узостью мыслей и бесконечными рассуждениями о минутах, секундах и растянутых мышцах? Господи, вот цена, которую ты платишь! Во имя чего?
Новый милевик, Лоу, мне кажется классическим воплощением легкоатлета. Это идеал, квинтэссенция легкоатлета, его назначение в этой жизни — бегать. У него совершенное тело. Прекрасное, естественное чувство ритма. Он не задаёт себе вопросов — слишком молод для этого, так молод, что ему ничего не нужно, кроме бега. Думает за него Сэм Ди. Даёт ему ощущение цели. Бег — его религия. Стыд и позор, что такие люди не могут бегать всю жизнь. Ведь они счастливы, никому не причиняют вреда, доставляют удовольствие людям, которые болеют за них, поддерживают их. Ещё одна золотая медаль и слава для Великобритании! О боже! Человек — не насекомое, а жаль. Он переживает пик собственной жизни, а это грустно. Людям бы, как бабочкам, — быть красивыми, летать свой короткий срок, потом умирать — сразу, без сползания вниз. Бегун должен жить, пока не откажут ноги, певец — пока голос его крепок, кинозвезда — пока не потеряет свою красоту…
Зря я стал его дразнить. Он ни слова не понял. Но я не терплю слепую невинность, во мне сразу просыпается змей.
Мне пора уходить. Если смогу, уйду в этом же сезоне.
Всё было для меня внове: эта огромная толпа, её гул и никого, кто болеет за тебя, как в родном Уайт — Сити, где, кстати, зрителей было в четыре раза меньше. Чужая толпа, чужая речь… Толкутся возле дорожек, смотрят за другими соревнованиями… Всё это мне действовало на нервы… И чем ближе к моему забегу, тем больше. Даже в первый раз в Уайт — Сити я не чувствовал себя так плохо.
И не было Сэма, никого, кто понял бы моё состояние, вселили бы в меня уверенность. Многие желали мне удачи: Том, Питер, Алан, Джейн. Джек Брейди снова повторил свой план, и мне стало ещё хуже. Рон Вейн подошёл и сказал: «Желаю удачи, и не забудьте, что вы бежите за свою страну», будто об этом можно забыть; в общем, мне стало страшно одиноко, я был выбит из колеи; толпа пела, забеги шли один за другим, из громкоговорителей раздавались команды по–немецки — всё происходило будто бы во сне.
В раздевалке мне сделали массаж, я надеялся, что это поможет, отчасти так и вышло; но вся обстановка, снующий взад–вперёд Джек Брейди, который командовал, как старший сержант, — это ничуть не расслабляло, я был ещё более напряжён, чем на воздухе.
Наконец пришёл наш черёд, старт на 1500 метров, а меня всего трясёт, будто в жизни не бегал. Может, начнётся забег и всё станет на свои места?
Я словно утратил координацию, ноги и руки мне не подчинялись. Наверное, мне так хотелось бежать, что я начал с фальстарта, услышал двойной хлопок пистолета и понял — это из–за меня, вернулся на место под шум толпы. Стартёр что–то сказал мне по–немецки — да хоть по–арабски, в голове у меня всё гудело…
Я бежал по третьей дорожке, Питер — по первой. Другого фальстарта уже не было, но бежал я ужасно. Мало того, верзила на второй дорожке при повороте зацепил меня шиповкой, не больно, но я разъярился, а ему того и надо было. До конца круга я думал только об одном: догнать его, догнать. Я его тоже толкнул, на следующем повороте, и публика меня так освистала, что в ушах зазвенело.
К концу первого круга я даже не знал, по какому плану бегу — Сэма или Брейди; с отчаянием я пытался не отставать от немцев, они бежали очень быстро, такой прыти я не ожидал. На середине третьего круга я сдал. Охватило ужасное ощущение, хотелось остановиться и послать всё к чёрту — толпу, Брейди, бег, вообще всё. Хотелось сойти с дорожки и сунуть два пальца в рот — вот вам, всем сразу. Я едва так и не сделал. Но, увидев три спины — Питера и обоих немцев, — я заставил себя, как на тренировках, преодолеть болевой барьер, хотя тут была не только боль, просто не хотелось бежать, хотелось кончить всё разом.
Посмотрите на Лоу.
Он спал с Джейн Кобхэм.
Что, вчера?
Может, её ему специально подсунули?
Бежал первый круг слишком быстро.
Просто ещё нет опыта.
Если бы только там, у колокола, стоял Сэм! Или бежал бы рядом с дорожкой, говоря мне, что делать…
Как все ученики Сэма Ди, если босса нет рядом, бежать не могут… Это не спортсмены, а марионетки.
На финише я отстал от Питера на двадцать ярдов. Да, я плакал. Хотелось провалиться сквозь землю.
ЧУДО-БЕГУН НА МИЛЮ
ТЕРПИТ ФИАСКО В ЛЕЙПЦИГЕ
«В откровенном интервью после бега Айк Лоу сказал мне: «Не знаю, что случилось. Ноги словно отнялись. Может, мне не хватало Сэма Ди».
Да я в глаза не видел этого газетчика.
«Айк и сейчас считает, что это был самый чёрный день в его спортивной карьере. Он признаётся: «Думал, больше уж никогда не захочу бегать, ведь я всех подвёл: тренеров, страну, товарищей по команде. Я думал, что после такого провала в сборную меня не возьмут никогда».
Помню, как подошла она и сказала: «Не повезло, Айк», а я просто отвернулся — винил её, да и себя, что спутался с ней. Я знал, что скажет Том, что подумают остальные. Я себя просто ненавидел, хотелось, чтобы чья–то огромная рука схватила меня и унесла с этого проклятого стадиона.
Вашему вниманию предлагается один из трех посвященных футболу романов Брайана Глэнвилла — «Вратари — не такие, как все» (1971). Его герой — юный голкипер Ронни Блейк — персонаж вымышленный, как и все его товарищи по клубу, да и сам клуб — «Боро Юнайтед». Но соперники «Боро» по чемпионату и Кубку Англии — реальные команды и игроки, среди которых читатели встретят хорошо, знакомых Чарльтона и Беста, Бенкса и Гривса и многих, многих других. Тем, кто помнит славные времена английского футбола, эта книга навеет немало приятных воспоминаний, болельщики молодого поколения откроют для себя много нового.
Книгу составили два автобиографических романа Владимира Набокова, написанные в Берлине под псевдонимом В. Сирин: «Машенька» (1926) и «Подвиг» (1931). Молодой эмигрант Лев Ганин в немецком пансионе заново переживает историю своей первой любви, оборванную революцией. Сила творческой памяти позволяет ему преодолеть физическую разлуку с Машенькой (прототипом которой стала возлюбленная Набокова Валентина Шульгина), воссозданные его воображением картины дореволюционной России оказываются значительнее и ярче окружающих его декораций настоящего. В «Подвиге» тема возвращения домой, в Россию, подхватывается в ином ключе.
Страшная, исполненная мистики история убийцы… Но зла не бывает без добра. И даже во тьме обитает свет. Содержит нецензурную брань.
Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.