Олигархи. Богатство и власть в новой России - [227]

Путин однажды сказал Доренко, что телевидение формирует действительность. “Вы понимаете, — сказал Путин, — бывают случаи, когда вы о чем-то не сообщили — и получилось, что этого просто не произошло”. Доренко, который, как и все в России, знал о власти телевидения, сказал о Путине: “Как политик он считает себя продуктом телевидения. И он думает, что только телевидение может уничтожить его. Не газеты, он не боится газет, потому что люди не читают газеты”.

В мире Путина Гусинский был опасным чужаком. Его телевизионный канал, открыто критиковавший Кремль и Путина, противоречил всем чувствам и устремлениям Путина. “Он ненавидит Гусинского, — сказал мне Доренко. — Во-первых, он считал, что Гусинский работает на Лужкова, и хотел отомстить. Во-вторых, победив Лужкова, Путин решил, что Гусинский переориентировался на обслуживание политических интересов Америки. И, в-третьих, Гусинский неуправляем. Он сильный, и он не человек Путина. А Путин не может стоять рядом с тем, кто высказывает мнение, которое отличается от его собственного, особенно публично. Можно пытаться спорить с ним в частной беседе, я это делал. Но публично этого делать нельзя”.

Гусинский был опасным чужаком и по другой причине. Путин, находясь по линии КГБ в Дрездене в период правления Горбачева, не только пропустил политические потрясения конца 1980-х, но и дикий, безумный экономический взрыв последних лет существования Советского Союза, период кооперативов и первых банков, когда Гусинский, Березовский, Смоленский и Ходорковский совершили скачок от старой системы к новой. На протяжении почти всей эры Ельцина, когда олигархи набирали мощь и влияние, Путин был второстепенным муниципальным служащим, затем незаметным помощником в Кремле и, наконец, в течение одного года руководителем Федеральной службы безопасности. Стремительно заняв место преемника Ельцина, он с подозрением относился к магнатам. Когда в одном из радиоинтервью его спросили, какое будущее ожидает олигархов, Путин сказал, что если имеются в виду “те люди, которые объединяют или способствуют объединению власти и капитала, то таких олигархов не будет как класса”^{596}.

В то время это высказывание вызвало поток предположений о том, что имел в виду Путин. Я считаю, что Путин прекрасно понимал, к каким перекосам привел в России олигархический капитализм. Дело было не в этом; вопрос заключался в том, что намеревался сделать Путин. Хотел ли он изменить систему? Многие люди на Западе, особенно представители финансовых рынков, обрадовались словам Путина, потому что полагали, что он объявит войну системе непрозрачных грязных сделок, наведет порядок и сделает Россию безопасным местом для иностранных инвестиций. Если бы Путин всерьез намеревался изменить систему и выработать конкурентоспособный, ориентированный на рынок подход, обеспечивающий господство права, это было бы воспринято как долгожданная новость.

Но Путин начал не с атаки на систему. Он начал с атаки на одного из олигархов — Гусинского. Вскоре после выборов, состоявшихся в марте 2000 года, победу на которых одержал Путин, Кремль усилил непрекра-щающуюся кампанию, направленную на уничтожение медиабизнеса Гусинского, и в течение следующего года добился значительных успехов. Закулисная команда Путина разрушила надежды Лужкова стать президентом. Затем она переключилась на Гусинского и, как ни удивительно, в конечном счете на своего собственного создателя, Березовского. Подход Путина к олигархическому капитализму в течение первого года состоял не в том, чтобы изменить систему. Он хотел лишь взять ее под свой контроль.

Гусинский с явной гордостью вспоминал, как он однажды показывал председателю совета директоров “Газпрома” Рэму Вяхиреву наземную станцию, которую его корпорация “Медиа-Мост” построила, чтобы управлять спутниками НТВ-Плюс. С тех пор как в 1996 году “Газпром” приобрел 30 процентов акций НТВ, он был дружественным инвестором телевизионной компании. “Газпром”, гигантская, закоснелая монополия, действовавшая собственными скрытыми методами, была столпом российской экономики. Компания зарабатывала миллиарды долларов за счет прибыльного экспорта газа в Европу. После выборов 1996 года он служил Гусинскому финансовым буфером. “Газпром” снова пришел на помощь Гусинскому после того, как он не смог разместить свои акции на Уолл-стрит. Он согласился гарантировать кредит в размере 211 миллионов долларов, предоставленный Гусинскому банком “Креди Суисс Ферст Бостон”, и погасил кредит, когда Гусинский не сделал этого сам. Теперь Гусинский был должен “Газпрому”. Удалось заключить сделку, в соответствии с которой в обмен на списание долга увеличивалась доля “Газпрома” в холдинговой компании “Медиа-Мост”. Согласно условиям сделки, “Газпром” получал 25 процентов плюс одну акцию “Медиа-Моста”. “Газпром” согласился на сделку, но в начале 2000 года, когда Путин был избран президентом, ее детали еще обсуждались.

Затем все изменилось. На сцену вышел Кремль, и Гусинский почувствовал, что на его шее затягивается петля. “Газпром” больше не был его другом.

Тревожные признаки появились в начале мая 2000 года. Гусинский вел переговоры о продаже “Мост-банка” одному из филиалов Центробанка. План был составлен и готов к подписанию, когда председателю Центробанка Виктору Геращенко позвонили из Кремля. Звонил руководитель администрации Путина Волошин, который сказал банкиру, что сделку заключать не следует. В то время я слышал из нескольких источников, что Геращенко послал Волошина к черту и положил трубку.