Ольф. Книга вторая - [69]

— Ну тогда держись!

Моими усилиями тряпочки Челесты постигла та же судьба. Рестлинг в грязи перетек в партер, мы валялись и корчились, разносились несусветные смех и визг. Взаимное обмазывание иногда вызывало приступы возбуждения, которые сразу подавлялись новыми раскатами смеха. Должно быть, мы поставили на уши все побережье. Когда каждый участок кожи оказался вымазан минимум трижды, мы разлепили клубочек конечностей.

И налетел сидевший в засаде стыд. Почему-то в качестве жертвы он выбрал меня одного, Челеста же отползла на чистые камни, ее раскинувшееся тело подставилось солнцу, глаза закрылись. Смущаться и, если пожелаю, разглядывать, она оставила мне. Истинная итальянка. К тому же, мерзкий слой с комьями делал похожими на живых мертвецов и не слишком способствовал упомянутому разглядыванию.

Ладно, поддержим полезное для здоровья начинание. Я прилег неподалеку, так, чтоб через прикрытые ресницы видеть ближайшие подходы и, по возможности, блаженствовавшую компаньонку.

Для меня лежать под солнцем, ощущая, как поверх кожи стягивается хитиновый панцирь, еще то удовольствие. Стиснутый трескающийся организм не выдержал, и вскоре море приняло меня обратно — отмываться.

Раньше не понимал удовольствия ходить голым. А это удовольствие. Впрочем, станет ли оно приятным, зависит от компании. Мне с компанией повезло. Теперь я мечтал, чтоб это счастье длилось как можно дольше.

Челеста все еще сушилась, из черной она плавно превращалась в серую. На камнях будто статую положили. Заснула, что ли, или настолько сильно о чем-то задумалась? Скорее, как все дамочки, просто получает наслаждение от жизни — всей кожей без остатка. Когда еще такое повторится?

Хорошо, что я мылся в одиночку, иначе возникло бы напряжение. Когда тело стало чистым, а окружавшая вода грязной, я отошел, где попрозрачнее, и поплавал немного.

В воду вошла Челеста.

— Тебе помочь? — пошутил я, обходя по кругу. Приходилось идти чуть ли не боком, инстинкты снова брали свое.

Челеста не поняла. И хорошо. Моя красавица совершала такие движения, что окажись на месте ее пальцев мои, помощь вышла бы весьма специфичной.

Когда под моими пятками уже поскрипывали прибрежные сухие камни, вслед принеслось:

— Вуой аютарми?

*(Не хочешь мне помочь?)

Я обернулся. Соблазнительная фигурка призывно махала, затем тело и руки Челесты изобразили плавание.

Поплавать вместе? Хорошее дело.

Нет, нельзя. Доиграюсь. И устал до чертиков. В чем я и признался:

— Устал. И к солнцу в таких количествах не привык, могу сгореть. — Я помахал в ответ и двинулся к кораблю. Действительно устал так, что любая черепаха сейчас показалась бы скоростной яхтой. — Отдохну в тени.

В корабле я просто свалился на пол ничком, голова повернулась набок, чтоб осталось, чем дышать. Взгляд через невидимые стенки еще некоторое время наблюдал, как неутомимая шалунья резвится в яркой сини и белой пене.

Должно быть, я задремал, потому что ни с того, ни с сего обдало морозно-жгущим водяным холодом — вернулась моя попрыгунья. Назло всему мои глаза остались закрытыми. Все на ее усмотрение, захочет — приляжет, нет — найдет другое занятие.

Она нашла. Ледяные бедра обняли мои ягодицы, а из дышащей влажной прохладой промежности скатились, бомбардируя сознание, несколько хрустальных капель воды. Челеста замерла надо мной в ковбойской позе.

— Ти вольо бене Ольф.*

*(Хочу, чтобы тебе было хорошо)

Вкрадчивый шепот был горяч и нежен. Я не шевелился. Мы были такими разными. Север и юг. Европа и Азия. «Волна и камень, лед и пламень…» Девушка поерзала на мне, чтобы расположиться удобнее, затем осторожно склонилась вперед. Моих лопаток коснулись упругие валики.

У меня словно крылья появились. Стало хорошо и приятно, зной пробирал, но не обжигал, плоть млела. Мгновенно высыхавший пол принимал на себя дождик покатившихся отовсюду капелек естественной росы.

Счастье — когда не надо врать, что тебе хорошо. Мне было хорошо, я расплылся в скользящих объятиях морской звездочки, опутанный трепетными лучами.

Челеста легонько повела корпусом и сделала это очень мягко. Доверительно. Словно спрашивая: продолжать? Тебе нравится? Мне нравилось. Мне стало спокойно и бездумно, и захотелось забыться, поддавшись незатейливым эмоциям умиротворения и неги. Редкие наружные звуки слышались из далекого далека, из-за горизонта сознания, из необъятной выси плывущих кусочков облаков.

— Кози?* — несся тихий шепот.

*(Так?)

Я не отвечал. Не знаю, что она говорила, и не хочу знать. Слова были лишними. Чувствительные виноградинки выписывали чудеса на коже спины, поясницы и ниже. Вспомнилось: жизнь — странствие, а не дом. В ней не живут, а путешествуют. Мое путешествие мне нравилось. Мы раскачивались, будто лодка на волнах. Девушка плыла по мне — ниспадая и возносясь, как и подобает паруснику, который бороздит поверхность пока тихого океана. Ее ладони упирались мне в локти, вращавшийся животик стелился по ягодицам, исходящим звездным небом мурашек. Моя спина исполосовывалась двумя параллельными линиями, Челеста проводила эти линии то слева, то справа, то увлекала их в пробивавшиеся волосками закрома. Воздух растаял и улетучился. Мир испарился. Я услышал чувственный шепот: