Ольф. Книга вторая - [68]

Все это Свете вывалить бы, когда она Иерусалим вспоминала. Но там мне русским же языком тоже таких версий и эмоций в ответ набросают, что потом век не отмоешься. А здесь — красота: слушает умница, кивает, даже, кажется, что-то понимать начинает.

— Джерусалеммэ?!

Следующие пару часов я носился за Челестой как угорелый. Для меня это был просто старинный город, переполненный мифами, как Москва машинами пятничным вечером. Девушка видела иное. Здесь все дышало историей, святостью и духовностью. Центр трех мировых религий. Кажется, я угадал с выбором города.

Глядя, как напарница мечется в своем молниевом платьице по пыльным камням, я пытался построить дальнейший день. Не давало покоя вчерашнее с ней сумасбродство. Сможем ли сегодня тоже почувствовать себя на одной волне?

Храмовая гора оказалась вовсе не горой, как, впрочем, и Голгофа. Зато вход в ад понравился — под боком, чтоб далеко не ходить. В общем, не испытывая никакого пиетета, я больше кривился, чем восхищался, и чтобы не огорчать спутницу критическим настроем, сосредоточился на безопасности путешествия.

Мои усилия не пропали даром, с нами ничего не случилось. По дороге обратно к замаскированной стоянке Челеста вся искрутилась, словно подхватила чесотку, руки лезли за спину через верх и низ, тело вертелось.

— Довэ андьямо адессо?*

*(Куда теперь?)

Обернувшись к ней, я обомлел: решив сделать мне приятно или себе прохладно, каждую молнию платья спутница оставила наполовину открытой, отчего платье превратилось в нечто ажурное и эфемерное. Множество разрезов жгли взгляд. Челеста довольно улыбалась.

— Быстрее домой, пока никто не увидел!

Наши руки сцепились, мы побежали. Корабль принял нас в объятия — прокопченных и пропесоченных, вымотанных до нитки. Так казалось. Но я знал средство от усталости, называется оно — море. И не надо лететь в далекие дали, до Мертвого моря всего тридцать пять километров, даже автопилот не понадобится — за минуту доберемся в ручном режиме.

— Переодевайся. — Я указал на кладовку, затем на изумительную синюю гладь под нами.

— Андьямо а уна пьяджа?*

*(Пойдем на пляж?)

Судя по всему, Челеста поняла все правильно, она переоблачилась в самодельное бикини, а мои сатиновые семейники в полосочку вдруг вызвали отторжение.

— Но. — Челеста отрицательно трясла головой. — Прендерло!*

*(Нет. Возьми это)

Ого. У Нины она времени зря не теряла — мне были торжественно вручены плавки ручной работы.

— Хорошо?

— Хорошо, Челеста. Спасибо.

Девичьей улыбкой можно было освещать улицы.

Нас вынесло на прибрежные валуны. Да, увы, не песочек. И не из-за того, что мы искали место понезаметнее, вход в воду здесь везде только по покрытым солью огромным камням. Если таковой вход вообще имеется.

— Ну?!

Бултых! Два тела погрузились в невероятно соленую воду.

Мои новые плавки не намного превосходили замещенный элемент одежды, Челеста перестаралась с размером. Если хотела польстить — спасибо, но вода наполняла конструкцию, и та стремительно сползала с поясницы на бедра. Когда греб, это мешало, Челеста постоянно обгоняла. Ну, пусть хоть ребенок порадуется. Может, для того и подарила.

Морем Мертвое море можно назвать условно, оно маленькое, зато настолько соленое, что на воде не надо держаться, она держит сама.

— А теперь… — Я зачерпнул у берега ил. — Делай так!

Глаза Челесты выпучились, но быстро пришло понимание. Девушка стала превращаться в такого же черного чертика.

— Это целебная грязь из Иордана, она… ах ты, негодница!

Устав мазаться сама, озорница перенесла активные действия на меня. Я ответил тем же. Со стороны это напоминало борьбу, в которой если что побеждает, то только веселье. Отныне никто не докажет мне, что соль и грязь — это не здорово.

Когда мы дрались за камеру под деревом каури, настрой был другой. Тогда у борьбы была цель. Сейчас совместное елозенье в грязи доставляло несравненное удовольствие, его не хотелось прекращать. И мы не прекращали. Часть нашей возни могла сойти за обнимашки, внешне по-детски невинные, если бы мы не были взрослыми. Меня положение вещей устраивало просто невероятно. Челеста тоже пока не возмущалась. Точнее, ее возмущало, что я физически сильнее, и она компенсировала это ловкостью и пронырливостью. Мне удавалось отбиться лишь от половины атак, а о том, чтобы перейти в наступление, даже думать не стоило: руки противника мелькали со страшной быстротой, им помогали ноги, и перехватив одну, две или даже три конечности одновременно, я все равно оказывался в проигрыше. Грязь была уже везде, даже на лицо попало, хотя оба старались границу шеи не переходить. Облепленные илистой шрапнелью плавки немало заполучили внутрь и позорно свалились. Я попытался отвернуться.

— Но! Нон вольтарти! Квесто фанго е джа куративо! Бизоньа фарэ и фанги салюбрэ комплеттаментэ!* — Горсти жижи обрушились на доселе чистый промежуток со всеми его подробностями.

*(Нет! Не отворачивайся! Это же целебная грязь! Лечебные грязевые ванны необходимо принимать полностью!)

Я нервно огляделся по сторонам. Для местных сейчас прохладно, и побережье пустовало. К тому же мы выбрали не самые посещаемое местечко. До ближайших энтузиастов с километр с хвостиком, ничьей нравственно не повредим.