Ольф. Книга вторая - [60]

Я не делаю первого шага, потому что боюсь ее потерять. Но если я не сделаю — кто сделает? Эмансипация эмансипацией, но ждать инициативы от той, которая считает меня чуть ли не богом…

— Грациэ, Ольф. Баста.*

*(Спасибо. Хватит)

Итальянское «баста» давно стало русским (не думаю, что наоборот, хотя есть люди, которые в два счета докажут это, например, выведя из древних корней или прозвища музыканта), я легко понял просьбу и отключил душ.

Отмывшаяся Челеста некоторое время раздумывала, как поступить. Она перегнулась через бортик, подцепленные пальцами валявшиеся части купальника были собраны… и уныло повисли в ее руках. У нее та же забота: что делать и делать ли. Каким-то шестым чувством понимая, что в данном вопросе я сейчас не советчик, Челеста несколько раз бросала длинные лоскуты обратно на пол, затем поднимала и, решив повязать, глядела на меня… и вновь останавливалась — ведь я же не одевался. А уже пора бы. С каждой секундой нагота давила все сильнее, уже не просто отвлекала, а напрягала и, главное, требовала действий.

Как только оденусь, чудесное приключение закроет дверцу в настоящее. Оно станет прошлым — приятным, зубодробительным, роскошным прошлым. Но мечталось о будущем. Для этого нужны другие действия. Теоретически можно допустить, что именно их от меня ждут. Но.

«Ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить».

Да, все так. Я не хочу, чтобы меня считали ходоком, который бросается на все, что плохо лежит. Или сидит. Или, как в нашем случае, помылось и с наслаждением обсыхает. Спутницу никем подобным не считаю, и хочется, чтобы такого же мнения придерживались обо мне. Даже если это не совсем так. Впрочем, уже не так. Раньше — возможно, но времена изменились. Изменился я. Отныне гонки на короткие дистанции — не мой спорт. И репутация, то есть мнение обо мне других людей и мое собственное, теперь важнее числа побед и маленьких удовольствий.

Но сказано: «Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим». Вот. Даже апостол Павел в курсе проблемы. Правда, он тут же добавляет: «Это сказано мною как позволение, а не как повеление». К тому же, дополню, сказано для супругов, и озабоченных особей, вроде меня, не касается.

Челеста нервно заговорила.

— Вуой ведерми звеста комэ адэссо, — она встала во весь невеликий рост, обвела влажную фигуру ладошками, затем показала на халаты, — о дэво мэттэрэ ла весталья пер эзэмпьо? Фаччо комэ дичи.*

*(Хочешь видеть меня как сейчас, или мне надо одеться? В халат, например. Сделаю, как скажешь)

Ну вот, жалуется, что тяну с одеванием, и просит халат. Проблема решилась. Сама.

Я сходил за халатом. Как же не хотелось передавать его по назначению — божественно выглядевшей прелестнице. Олицетворению искушения. Моей Венере, вышедшей из пены. Челеста выглядела… нет слов для описания, как она выглядела. Кожа пахнула свежестью. В глазах, омраченных тенью некой тревоги, бурлила радость жизни. Хотелось смотреть, смотреть, смотреть, наслаждаться каждым изгибом… и верить в чудо.

Надеюсь, это не тестостерон во мне говорит, а настоящие чувства. Вот же задачка: как отличить? И заметно ли различие со стороны?

Челеста перешагнула бортик. Ванна за ее спиной стала вновь превращаться в кровать — мне сейчас не до ванн.

— Э ту?* — Тревоги в карих глазах прибавилось.

*(А ты?)

— Да, эту. Точнее, этот. Второй я надену потом, сейчас у меня другие планы.

Надеть халат она не спешила — чувствовала, как мне нравится на нее смотреть. Неужели я прав, и у итальянцев бессовестное разглядывание — аналог комплимента, на который объект восхищения должен напрашиваться при первой возможности? Или это послабление ради конкретного меня? Хочется верить во второе, но опыт подсказывает, что у первого тоже немалые шансы.

— Соло ио? Сэ вуой, соно анкора комэ тэ, вольо фарэ тутто инсьемэ… * — Челеста одевалась медленно, будто собиралась передумать.

*(Только я? Если хочешь, я тоже буду как ты, хочу все делать вместе)

Мы летели над побережьем Новой Зеландии. За окном люди еще купались, здесь купальный сезон только наступил. А у нас…

А у нас в квартире газ.

Фантастический закат раскрасил небо в смесь лилового со всем остальным. Резко темнело, словно небу врезали в глаз. Даже с разницей часовых поясов стоило поторопиться — дома меня ждали дела. Прощай южное лето, возвращаемся в осень.

Межконтинентальный скачок вышел обыденным, человек мгновенно ко всему привыкает. Вскоре мы подруливали к многоэтажке с единой балконной решеткой.

Весь в сочной грязи фруктов и соли Тихого океана, я напялил на голое тело джинсы со свитером — помоюсь, когда останусь один, а одежду выстирает корабль.

Я старался не слишком вникать в то, что произошло. Еще слишком рвется пульс и кипит кровь. Сколько раз убеждался: выходит всегда не так, как представлял. Только время все расставит по местам. Надеюсь, что в мою пользу. Пусть даже не в ту, на которую надеюсь.

— Ди нуово андьямо да Нина?*

*(Мы снова идем к Нине?)

«Андьямо», «Нина», ничего сложного.