Олений узор - [8]

— Была, была! Патрон стре́ляли волка. Пустой винтовка ржавел, — почти крикнул Кузя, не сказавший до этого ни слова. — Еще батарейка нужна — «Спидола» плохо говорит.

— Батареек я захватил, всем дам. А патронов и карабинов у меня нет. Оружие беречь надо. Как же вы допускаете, что ржавеют карабины? Патроны достать не трудно, а винтовки — другое дело. Ладно, на месте разберемся.

…Ехать собрались поздно, чтоб комар не мешал. Ночь выдалась холодная и светлая. Солнце здесь заходит, но темнота не наступает. Всю ночь горит пласт полярной зари. И небо светится в проемах между черными облаками.

Пастухи, Василий Матвеевич и Наташа с детьми переправились на другую сторону реки еще вечером — управиться с делами: проверить, как отдохнули олени, поправить упряжь, увязать грузовые нарты, запрячь олешков перед отъездом.

Ветеринары вышли из дому ближе к полуночи. Они вздремнули после обеда и теперь чувствовали себя бодро. Над притихшей рекой в безветрии далеко раскатывались голоса.

Как всегда, обогнав всех, Константин Кузьмич быстро шел к большой смоленой лодке, уткнувшейся в берег. Ловким движением он отвязал веревку, столкнул лодку в воду и потащил против струи. Только галька хрустела под ногами.

Река быстрая, поэтому надо уйти подальше вверх по течению и там начать переправу, чтоб пристать пониже, около пастухов.

— Эй, Кузьмич, ты чего потащил! — окликнул его Рогов. — Дай молодым поразмяться!

Тот, не оборачиваясь, махнул рукой и тащил, не сбавляя шагу, выставив вперед острое плечо.

Валентин Семеныч и Петя догнали его, выхватили из рук веревку.

— Че́го вы, че́го, вот напали, что медведи́, — не ото́бъешь. Палыч, винт давай, медведи́ озоруют!

Но они уже тащили лодку. Не сказать, чтоб быстрей, а тащили. Константин Кузьмич снял треух и обмахивался.

— Ох, жарко… Здоро́вы ребята у те́бе, Палыч… Как хоры здоро́вы — в нарты запря́гать надо́.

И, обернувшись к тащившим лодку, звонко крикнул:

— До кре́стов идите́э! Там стойте́э!

Шли молча. Галька звенела под ногами, скатывалась и булькала в воде. И больше ни одного звука не раздавалось во всем мире. Тундра, река и берег спали в жидком свете полуночной зари.

Кресты выросли неожиданно. Они встали на бугре, перечеркнутые полосами темных облаков и красного неба. Они раскинули руки, словно собирались лететь.

Сколько раз уходил Рогов от их подножия в тундру: и пешком, и один на упряжке, и с аргишем. И всегда сжималось сердце. И все еще не верилось, что под крестами Савельев, Чикин, и Ваня Кудрявцев, и Кулешов. Точно еще утром разговаривал с ними. Они совсем молодые. Даже Савельев, который тогда считался пожилым, — совсем молодой.

Они остались живыми в памяти. Сколько людей перевидал с тех пор, сколько смертей пережил, и все забывается, а эти живут, будто только расстались.

И странно: здесь, у крестов, вспоминая ушедших, Иван Павлович чувствовал себя таким, как тогда, — крепким, молодым. Он словно бы выскакивал на несколько мгновений из своего нынешнего обличья и уносился в прошлое. Иллюзия была так сильна, что он какое-то время не мог понять, почему же у их проводника Кости глубокие морщины. Ведь он моложе всех…

— Сажайте́эсь, я по́том.

Ах, это Константин Кузьмич уже стоит в воде, придерживая лодку за корму…

Расселись быстро. Валентина Семеновича как самого грузного оставили на корме. Петю — на нос.

Константин Кузьмич оттолкнул лодку и перебежал к веслам.

Петя хотел было сесть за весла, но Константин Кузьмич лишь засмеялся. Разве можно их доверить вовсе неумелому парню! Даже Палыча не пустил бы. Никто реки не знает. Только он сам. А не зная реки, никакой силой не возьмешь. Вон она как крутит, как несет. Чуть оттолкнулись — берег полетел мимо. Лодка точно на моторе идет. Течение тащит ее боком поперек реки.

Константин Кузьмич гребет быстро, сильными ударами. Весла так и мелькают. Он работает, как машина. И все никак от берега не отойдут. А по течению сплавились уже далеко. Кресты уменьшились и стали растворяться в ночной дымке.

Ледяная крученая вода пошлепывает по бортам крепкими ладонями. Даже при свете зари на дне видны камни. Лишь потом, когда берег отдалился, струи потеряли прозрачность, замерцали полосами вороненой стали и начищенной меди.

Здесь, на середине, все оценили искусность Константина Кузьмича.

Впереди совсем рядом показались камни. Лодка летела на них бортом. Широкие серые валуны, обточенные волной, как живые, лезли навстречу. Среди водоворотов чудилось даже, что их бока вздымаются от дыхания.

Петя, сидевший на носу, видел, что лодка приближается к камням быстрей, чем продвигается поперек течения. Скорей же! Скорей!

Но Константин Кузьмич греб, не меняя ритма, не прибавляя скорости.

Даже Иван Павлович крякнул и надвинул шляпу на глаза.

Петя совсем перетрухнул и думал только о том, сумеет ли быстро стянуть сапоги и штормовку, оказавшись в ледяной воде…Он на всякий случай расстегнул пуговицы и вцепился в борт.

Вот и все… Корма у камня… Петя почувствовал, что не может разжать пальцы, вцепившиеся в смоленые доски…

Но удара не последовало. Корма проскочила в двух вершках от боковины камня.

— О-хой! Прошли! — крикнул Константин Кузьмич и начал грести медленней.